Валерий Макеев - Тайный монах

— Да заходите, — совсем не по-военному ответил генерал.

— Разрешите, товарищ генерал?

«И такое бывает». Ну, ошибка, впрочем, не слишком существенная. «А как это можно оценить по теории вероятности?», — генерал уже явно шел на поправку, и даже то, что ошибся (в палату, вместо ожидаемого капитана Суслова, вошел его «любимец» — майор Дерюгин), удовлетворило читателя аналитических «рассказов».

— Заходи, заходи, Владислав! — генерал поднялся со старенького табурета (ну, не могут у нас евроремонт в генеральских палатах оставить без элементов совкового реализма), и сделал пару приветливых шагов навстречу гостю.

— Вот так! И ты с «цитрус-пайком»! — генерал, казалось, едва не давился хохотом.

Владик широко открыл глаза. Он так и не привык к генеральским шуточкам, но однозначно понимал, что на этот раз Дмитриевич не смеется, а как-то непривычно шутит.

— Не понял, что такое «цитрус паек»? — генерал по-кошачьи прищурил шутливые глаза.

— Вот, смотри! Сейчас сдадим нашим друзьям из южных республик для перепродажи на рынке! — Крикун, словно на плацу, повернулся через левое плечо, совершил два ускоренных шага (ох, уж эта армейский выучка — никуда не спрячешь) и решительно открыл тумбочку, которая, словно печка, из мультфильма «Двое из ларца», втянула плечи в ожидании того, что же будет. Через мгновение оба от души хохотали. В тумбочке уже было несколько килограммов латиноамериканских лимонов и апельсинов.

— И откуда этот обычай — нести больному цитрусовые? — казалось, генерала действительно интересует этот глобальный стратегический вопрос.

— Хорошо-хорошо, парень. Тащи к себе вон тот табурет, садись уже. Я пошутил. Не буду продавать твои апельсины. В конце концов, рад тебя видеть. Как здоровье, как семья?

— Спасибо, Александр Дмитриевич, все в порядке. Здоровье держу в норме. Каждое утро бегаю кроссы, обливаюсь холодной водой…

— Ну, молодец… Но если вдруг встретишь меня с моей женой, не рассказывай ей о твоих кроссах и обливании, ибо, как насчет кроссов не знаю, а под холодный душ может заставить каждое утро бегать.

— Так вот кто над вами главнокомандующий! А я думал, что все они в столице! — Владик совершенно бессознательно воспользовался случаем товарищеского тона генерала и позволил себе такую шутку «на грани панибратства».

Но генерал и не собирался дистанцироваться. Он искренне ответил смехом на шутку майора. Уже через мгновение дежурные сестрички во второй раз за несколько минут услышали дуэтный хохот.

— Вижу, ты в хорошем расположении духа, а я думал, без меня все показатели заваливаете! — генерал таки не смог не упомянуть о службе.

— Да нет, с показателями и отчетами у меня все в порядке, — Владик на мгновение задумался. Ведь мысли о работе на уровне подсознания комплектуются и во время дружеского смеха. «Пожалуй, сейчас самое время спросить генерала о некоторых моих предположениях».

— Александр Дмитриевич, могу я у вас кое-что спросить?

— Кое-что? Что это за термин? Если о золоте партии, то на это кое-что у меня ответа нет, — «больной» таки не унимался и продолжал иронизировать.

— Да нет, у меня это кое-что немного прозаичнее. Я подумал, если тема «работы с подсознанием» у наших визави существует уже несколько десятилетий, то неужели нашу службу это раньше не интересовало, и не осуществлялись какие-то практические шаги по созданию специального подразделения по исследованию и применению сверхвозможностей человека?

Генерал на этот раз не хотел переходить в режим диалога «ты майор — я генерал». Возможно потому, что китель с погонами находился где-то далеко в уютной домашней комнате. Да и действительно, Дерюгин все правильно спрашивает.

— Ты знаешь, Владислав, я тоже над этим именно сейчас задумывался, когда на две недели оказался вдалеке от административной суеты. Наверное, с довольно высокой вероятностью я могу предположить, что во времена независимой Украины наша служба этим не занималась. По крайней мере, мне об этом не известно. Что касается времен Советского Союза, то существуют определенные архивные материалы, — генерал покосился на папку без надписи, которая лежала на больничной тумбочке, и в которой находился аналитический доклад капитана Суслова, — Это материалы еще о сталинских временах. Я не могу ничего конкретного сказать о том, насколько они имеют практическое значение сегодня, — и тут, словно невидимая молния пронзила сознание генерала. Видимо, дружеский хохот способствовал расслаблению сознания и доступа к нему из потаенных резервов памяти интересного воспоминания. Вот вам и мозговой штурм в действии!

— Ты знаешь, возможно, что-то здесь и было. Но, как всегда, из-за этой административной суеты не доходят руки к «работе с изюминкой»…

— Что вы имеете в виду? — Владик начал чувствовать, что еще немного, и генерал, который таки наверняка нечто интересное вспомнил, может съехать с темы, что-то недоговорить теперь уже не гостю, а банально — своему подчиненному.

Но генерал, неизвестно почему, почувствовал потребность таки проговорить (как и положено, по схеме мозгового штурма) о том, что ему принесла «молния»:

— Однажды, накануне выхода в отставку, один мой давний приятель — полковник, спросил меня, нет ли в циркулярах из Центра уже нашей молодой республики каких-нибудь данных из спецпроекта «Сорванный ноготь». Я тогда не придал этому значения. Здесь с финансированием, штатным расписанием разбираться нужно было, опять-таки, с политической конъюнктурой в Украине, а о каких-то там операциях КГБ пусть думают высокие чины в столице. Так я тогда и ответил полковнику. Кстати, специалистов такого уровня, пожалуй, сегодня в нашей службе на все государство — один-два — не больше. А может и вообще не имеется. Это старая школа, которая строилась десятилетиями, а была разрушена за мгновение.

— И какое отношение к работе с сознанием человека могла иметь эта операция, если она вообще существовала? — полюбопытствовал майор Дерюгин.

— Я не поинтересовался тогда у полковника. Для проформы спросил, о какой операции идет речь. Теперь понимаю, что мой приятель тогда явно съехал с темы. Профессионал! Как и полагается — при увольнении, будто подписывал «обходной» по всем незавершенным операциям, пробил молодого шефа, известно ли ему что-то об этом, и не осталось ли каких-нибудь хвостов по тематике, которую считал важной и которой лично занимался. А если нет, то нет! В операции, возможно, были задействованы люди. Асы! Спецы старой гвардии! А их нельзя трогать ни при каких обстоятельствах! Это аксиома! Но слово, словно птица, было выпущено на свободу, и уже завертелось вокруг, зажило своей жизнью.

Нужно было что-то сказать генералу. Что-то, что не вызвало бы тогда ни малейшего желания заниматься конкретикой. И полковник лишь филологически обыграл название операции. Мол, еще в восьмидесятых годах прошлого века пытались организовать группу из нескольких спецагентов, которые даже такую боль, возникающую при нехирургическом срывании ногтя, могли утолить собственным взглядом за две-три минуты, и залечить окровавленное место водой, направив на нее собственный взгляд. Генерал, начиная немного понимать, глубоко вздохнул. Нет, он себя не оправдывал — мол, действительно, тогда ему было не до этого. Просто время было не для креатива. Как настоящий профессионал, он четко поставил себе «галочку» в личном учете — собственное поражение. И как профессионал справедливо решил: «Это уже история. Нечего вздыхать. Надо отработать, пока есть хоть малейшая зацепка по этой операции».