Роберт Пайк - Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

Мери спокойно и внимательно посмотрела на Харлоу, но ничто не изменилось в ее лице.

Харлоу попытался пройти мимо них, но Мак-Элпайн преградил ему дорогу.

— Мэр был очень раздосадован и недоволен вашим отсутствием, — сказал он.

Харлоу, казалось, не волновала реакция мэра.

— Бьюсь об заклад, он был единственным, кто заметил мое отсутствие, — ответил он.

— Вы не забыли, что у вас завтра с утра несколько тренировочных заездов?

— Это же мои заезды, как я могу о них забыть?

Харлоу снова попытался пройти мимо Мак-Элпайна, но тот снова удержал его.

— Куда вы? — спросил он.

— Пройтись.

— Я вам запрещаю.

— Вы не можете запретить мне того, чего нет в контракте.

Харлоу ушел. Даннет взглянул на Мак-Элпайна и принюхался.

— В воздухе что-то есть, не так ли?

— Видимо, мы чего-то недосмотрели, — ответил Мак-Элпайн. — Пойдем, посмотрим, что именно мы упустили.

Мери переводила взгляд с одного на другого.

— Значит, вы опять обыскивали его комнату, пока он был на треке? И теперь, не успел он уйти, вы снова собираетесь это делать? Какая подлость! Вы ведете себя, как самые низкие жулики! — Она выдернула руку из-под локтя Даннета. — Не прикасайтесь ко мне! Я и без вас найду дорогу!

И она, прихрамывая, пошла через холл.

Оба молча смотрели ей вслед, а потом Даннет обиженно произнес:

— Учитывая возможный исход — я имею в виду жизнь или смерть, это весьма неразумная позиция.

— Такова уж любовь, — ответил Мак-Элпайн со вздохом. — Такова уж любовь.

Сбегая по ступенькам отеля, Харлоу проскочил мимо Нойбауера и Тараккиа. Он не только не поздоровался с ними, хотя они еще соблюдали правила вежливости, но, казалось, даже не заметил их.

Они обернулись и посмотрели ему вслед. Харлоу шел слишком быстро и слишком напряженной походкой, свойственной человеку, которому хмель ударил в голову, но который изо всех сил старается показать, что с ним все в порядке. Один раз Харлоу как бы непреднамеренно качнулся в сторону.

Нойбауер и Тараккиа переглянулись, кивнули друг другу, лишь один короткий кивок, и Нойбауер вошел в отель, а Тараккиа двинулся следом за Харлоу.

Прогревшийся за день воздух вдруг дохнул холодом, и начался мелкий моросящий дождь. Тараккиа это было на руку: при первых же каплях дождя улицы быстро опустели, и опасность потерять Харлоу из виду среди прохожих исчезла.

Дождь упорно моросил, и в конце концов Харлоу и Тараккиа остались одни на безлюдной улице. Это, конечно, сделало положение Тараккиа несколько рискованным — вздумай Харлоу оглянуться, и преследователь был бы тут же обнаружен. Однако было очевидно, что Харлоу и не думает оглядываться, у него был вид человека решительного и целеустремленного, который направляется прямо к намеченной цели, и обращать свой взор назад отнюдь не входит в его намерения. Уразумев это, Тараккиа осмелился сократить разделявшее их расстояние, так что вскоре между ними осталось всего каких-нибудь десять ярдов.

Между тем в поведении Харлоу появилось что-то беспорядочное. Он потерял способность идти по прямой и начал выписывать заметные восьмерки. Один раз он даже ткнулся в витрину магазина, и Тараккиа поймал в стекле его отражение — голова Харлоу тряслась, а глаза были закрыты. Но в следующее мгновение он словно встряхнулся и снова решительно, хотя и нетвердо, продолжал путь.

Тараккиа был теперь еще ближе, его обуревало смешанное чувство: состояние Харлоу его и забавляло, и вызывало презрение и отвращение. Это ощущение усилилось, когда Харлоу, потеряв ориентиры, запнулся, и его занесло влево, за угол дома.

Очутившись вне поля зрения Тараккиа, Харлоу тотчас же преобразился. Все признаки опьянения исчезли, и он быстро шагнул в первую темную подворотню за углом. Из заднего кармана он вытащил предмет, который обычно гонщики с собой не носят, — плетеную кожаную дубинку с петлей, надеваемой на руку. Он просунул руку в петлю и стал ждать.

Долго ждать не пришлось. Как только Тараккиа завернул за угол, презрение на его лице сменилось замешательством — тускло освещенная улица была совершенно безлюдна. В тревоге он ускорил шаг и поравнялся с темной глубокой подворотней, где прятался Харлоу.

Чтобы быть чемпионом Гран-При, необходимо обладать чувством времени, точностью и острым зрением. Все эти качества были присущи Харлоу в избытке. К тому же он был в прекрасной форме. Удар был произведен молниеносно, и почти так же молниеносно Тараккиа потерял сознание.

Даже не взглянув на поверженного, Харлоу переступил через него и энергично зашагал прочь.

Но он пошел не прямо, а повернул обратно и, пройдя с четверть мили, свернул налево. Через несколько секунд он уже оказался у стоянки транспортировщиков. Судя по всему, когда Тараккиа придет в себя, он и отдаленно не сможет представить, куда именно держал путь Харлоу.

А Харлоу тем временем направился к ближайшему фургону. Даже несмотря на дождь и тьму, можно было легко прочесть начертанные двухфутовые буквы: КОРОНАДО.

Харлоу отпер дверцы, вошел внутрь и включил свет, яркий свет, который служил механикам при осмотре и наладке тончайшей техники. Здесь не было необходимости пользоваться красным светом фонаря, а также принимать меры предосторожности — ведь никто бы не усомнился в праве Харлоу заходить в фургон собственной команды. Тем не менее он все-таки запер дверцы изнутри и оставил ключ в замке, чтобы никто не смог открыть ее снаружи. Потом он закрыл фанерой окошки, чтобы не было видно, кто находится внутри. И только после этого подошел к полке с инструментами и выбрал те, которые ему были нужны.

Уже не в первый раз Даннет и Мак-Элпайн обыскивали номер Харлоу и чувствовали себя при этом прескверно. И совсем не потому, что ощущали себя подлецами, а потому, что им совсем не нравилось, что они там находили. Точнее, что они нашли в ванной комнате.

Даннет держал крышку от бачка в руке, когда Мак-Элпайн вынул из воды бутылку с виски. Оба какое-то время взирали друг на друга, не находя слов, а потом Даннет сказал:

— Находчивый мальчик наш Джонни! Чего доброго, он сунул корзинку с бутылками и под сиденье своего «коронадо». Но, пожалуй, нам лучше оставить бутылку там, где мы ее нашли.

— Зачем? Какой в этом смысл?

— С ее помощью мы, может быть, установим его дневную норму. А если мы ее заберем, то он наверняка налижется в другом месте, вы же знаете его необыкновенную способность исчезать в своем красном «феррари». А тогда нам уж никак не узнать, сколько он выпьет.

— Пожалуй, пожалуй. — Мак-Элпайн смотрел на бутылку, и в глазах его была боль. — Самый талантливый гонщик нашего времени, а может быть, и всех времен, а до чего докатился! И почему только боги карают таких людей, как Джонни Харлоу! А, Алексис? Наверное, потому, что боятся. Ведь он может подняться до их высот.