Роберт Пайк - Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

Такси остановилось перед домом Карен. Ева вышла, расплатилась с шофером и остановилась полюбоваться на Вашингтон-сквер. Было четыре часа дня.

Послеполуденное солнце ярко освещало геометрические фигуры газона, фонтаны и бесчисленных нянек с разноцветными детскими колясочками. Взглянув на колясочки, Ева вспыхнула. В последнее время она что-то часто стала думать о детях. Потом ей пришло на ум, что если они с Ричардом после свадьбы не смогут жить в Вестчестере или на Лонг-Айленде, то самым подходящим местом для них будет домик вроде домика Карен. Это самый красивый дом в Нью-Йорке. С достаточным количеством спальных комнат… с красивыми драпировками…

Она позвонила.

Ева с отцом жили в обыкновенной квартире на 60-й улице. Несмотря на все хлопоты и суету, на то, что они вложили в нее большие деньги, квартира все-таки оставалась самой обыкновенной квартирой. Но доктор Макклур категорически отказывался переезжать куда бы то ни было. Он должен был находиться в двух шагах от Онкологического института. И конечно, собственный дом для них был совершенно ненужной роскошью, поскольку Евы почти никогда не было дома, а доктор Макклур чуть ли не жил в лаборатории. И Ева очень радовалась, что Карен и доктор Макклур в самое ближайшее время тоже поженятся. Когда она уедет, он не будет таким покинутым и одиноким в этой ужасной квартире.

Дверь ей открыла незнакомая служанка. Это удивило Еву. Она вошла в вестибюль и спросила:

— Мисс Лейт дома? — Вопрос глупый, но его обычно всегда задают.

— Да, мисс. А кто ее спрашивает?

Служанка была мрачная молодая девушка, и, видимо, довольно неопытная.

— Ева Макклур. О, пожалуйста, не докладывайте обо мне, я своя, — сказала Ева. — А что случилось с Элси?

— Ее уволили, — слегка оживилась девушка.

— Значит, вы здесь новенькая?

— Да, мисс, я здесь три недели.

— Боже мой, — испугалась Ева. — Так давно! А где мисс Лейт? В саду?

— Нет, наверху.

— Тогда я пойду прямо туда.

Ева легко взбежала наверх по широкой лестнице, оставив в вестибюле немного опешившую служанку.

Нижний этаж дома Карен и помещения для прислуги имели вполне современный западный вид, приданный им модным декоратором. Но наверху царили Карен и восточный стиль. Спальни в японском стиле были все заставлены японской мебелью и различными безделушками, которые Карен привезла из Токио, из дома отца. «Как жаль, — думала Ева, поднимаясь наверх, — что так мало людей имеют доступ в верхние комнаты Карен. В них так много интересного, они как уголки музея».

Ей показалось, что одетая в кимоно фигура проскользнула в дверь гостиной. Ева поспешила догнать ее.

Конечно, это Кинумэ, старая служанка Карен. Ева совершенно ясно видела фигурку маленькой чужестранки, когда та входила в спальню Карен и закрывала за собой дверь. И прежде, чем Кинумэ исчезла за дверью, Ева успела заметить, что у нее в руках были листок японской почтовой бумаги и маленький конверт с изящным рисунком из розово-желтых хризантем.

Когда Ева собиралась постучать в дверь Карен, она открылась и на пороге показалась маленькая фигурка Кинумэ. В руках у нее теперь ничего не было, и она что-то говорила на своем свистящем языке.

— Ои дамарэ, — услышала Ева раздраженный голос из комнаты.

— Люди уходить, насаи окасан, — просвистела Кинумэ, закрывая дверь и поворачиваясь.

Увидев Еву, старая японка свое удивление выразила единственным известным Еве способом: легким расширением глаз.

— Ло, Ева. Давно не приходить видеть мисси.

— Хелло, Кинумэ, — сказала Ева. — Я знаю, и мне ужасно стыдно. Как поживаешь, Кинумэ? Как поживает Карен?

— Я хорошо, — ответила Кинумэ, не отходя от двери, — мисси нехорошо.

— Разве Карен?.. — испугалась Ева.

Но сморщенные губы японки были плотно сжаты.

— Нельзя видеть мисси сейчас, — заявила Кинумэ. — Мисси писать. Она скоро кончать.

Ева засмеялась.

— Я ни за что на свете не решилась бы помешать знаменитой писательнице. Я подожду.

— Пойду сказать мисси, что вы здесь.

Кинумэ повернулась, чтобы пойти.

— О, не беспокойся. Я никуда не спешу. Я могу посидеть немного и почитать книгу, или еще что-нибудь.

Кинумэ поклонилась, запрятав маленькие ручки в рукава, и ушла, закрыв за собой дверь в коридор.

Оставшись одна, Ева сняла шляпу, жакет и подошла к зеркалу причудливой формы, чтобы поправить прическу и полюбоваться собой. Она решила, что завтра же непременно сделает перманент и вообще волосы уже пора помыть. Потом открыла сумочку, достала губную помаду и подумала: привезет ли ей доктор Макклур такую же помаду, какую она видела у Сузи Хотчкисс. Мистер Хотчкисс привез Сузи из Парижа замечательный набор косметики. Она три раза провела пальчиками по губам и затем положила новый слой помады. Поцелуи Дика несколько сломали линию ее губ, и он так и не дал поправить ее. Если верить рекламе, то помада не должна размазываться, однако она размазалась. Ева решила больше не покупать помаду этой фирмы.

Потом она подошла к окну и взглянула на дремавший в послеполуденном солнце японский садик.

На окнах были железные решетки. Бедная Карен! И зачем она, как только купила этот дом, поставила на все окна железные решетки? Взрослая женщина! Это просто какой-то абсурд! Она почему-то всего боялась в Нью-Йорке. И зачем тогда было уезжать из Японии?

Ева бросилась на одну из изящных японских кушеток. В комнате стояла уютная тишина: самое подходящее место для мечтаний. В саду щебетали птички. Гостиная и спальня Карен были расположены в задней части дома, окнами в сад, и детские крики только чуть слышно доносились из сквера на площади… Как приятно помечтать о Ричарде, о том, как они поженятся. Еве очень захотелось, чтобы в этот момент Ричард, ее милый Дикки, оказался здесь в ее объятиях. Бедняжка Дик. Он так огорчился, когда она убежала от него. Как ребенок, у которого отняли шоколадку.

За дверью в спальне не слышалось ни единого звука. Ева взяла со столика первую попавшуюся книгу и начала лениво перелистывать страницы.

В 17.30 по нью-йоркскому времени «Пантия» спокойно разрезала воды океана. Темнело. Доктор Макклур лежал в кресле на палубе и смотрел на тонкую полоску горизонта, постепенно темнеющего на востоке.

Верхняя палуба была почти пуста, все ушли переодеваться к обеду. Только один высокий молодой человек в пенсне и в полотняном кепи прогуливался по палубе. Изредка он останавливался и, облокотившись на перила, бросал укоризненные взгляды на спокойное теперь море.

Когда он проходил мимо доктора Макклура, его зеленое лицо слегка пожелтело.

— Доктор Макклур!

Доктор повернул голову и некоторое время, не узнавая, рассматривал молодого человека.