Светлана Храмова - Контракт

Андрей, старший, — широк в плечах, огромного роста, умен, силен, повзрослел рано. Отец в длинные рейсы не ходил, но отсутствовал часто. Андрей поневоле Витальку воспитывал. И, что интересно, старший брат ни охотиться, ни стрелять не любил.

Деньги любил. И умел их зарабатывать. Выхода у него другого не было, ответственный за себя и за брата. А потом времена поменялись, «дойче аус Русланд» вправе в Германию ехать, Андрей единолично решение принял — поедут они с Виталиком в далекие края, начнут новую жизнь. Андрею девятнадцать было, Виталику только-только тринадцать исполнилось. Да и не исполнилось, уже в Германии устроил ему Андрюха шумный деньрожденческий праздник.

Пятнадцать лет, как из Казахстана уехали, «все побежали, и я побежал», — горько усмехнулся Виталик про себя. С тех пор — ни степей, ни моря; простора нет. Другая жизнь. Немецкая сторона, благостная, организованная. И чужая земля, хоть вроде и на родину ехали.

Историческую родину, как тогда говорили. Уезжали — Виталик радовался: приключение, неизвестность!

А ничего увлекательного, тоска. Работа на стройке, потом на фабрике, Виталик на токаря выучился, детали на станке точил. Монотонная жизнь. И орел, широко раскинув золотистые крылья, над головой не парит. И не сбежишь в прошлое, на три волшебных, три палаточных охотничьих дня, проверка на выносливость, чтоб забыть с отцом обо всем на свете — и стрелять, стрелять. Пусть даже в воздух. Виталик любил стрелять. Больше всего на свете. И главное — попадал в цель без проблем. С детства науку освоил.

Андрюха недолго маялся, начал автомобили продавать, партнеров нашел, собственную фирму открыл: немец у него в компаньонах, нанял сплошь немецких граждан, комар носу не подточит. Сильный брат у него, крутой, Виталик гордится. Но втайне виду не подает. И завидует — тоже втайне. С виду-то он Виталик-дурачок, ни денег заработать не может, ни в жизни устроиться. Ни семьи, ни детей, а уже двадцать восемь стукнуло. Девушек стеснялся, немки его не жаловали: ростом не вышел, язык с пятого на десятое выучил. А русские ему скучными казались. Ни рыба ни мясо, ни русские, ни немецкие. Ориентируются плохо, какими им быть. Придумывают. Чего Виталик хотел — это в степи казахские вернуться, да боялся. Андрей не понимает ничего, хоть убей.

— Брось дурить, братишка, одно твое слово — вместе компанией будем руководить. Дело тебе поручу, фирму для тебя сделаю, только сперва научись в автомобилях разбираться, поработай у меня на продажах, опыта наберись. Как увижу, что толк появляется, — будем вместе работать, не пожалеешь. У меня, кроме тебя, человека надежного нет.

— У тебя семья, Лиду сам вывез, женился, она с двадцати лет жена тебе, надежная и верная, четвертого рожать собирается.

— Вот сам вывез, сам с ней и живу. Родители ее при ней, хочет детей — рожает. Обеспечу всем необходимым, мои проблемы. А если б не Елена моя распрекрасная, с ума бы сошел. Елену люблю, Лидку жалею. С ней и на люди теперь показаться стыдно. Мой грех, я и тяну. Лена страдает, а я ради нее на все готов. И ты мне нервы треплешь.

Это в Андреев день рождения разговор был. Слово за слово — поругались всерьез:

— Да я бы пришиб Ленку твою без сожаления. Голову тебе морочит, глупостями забивает. Лида, думаешь, слепая, не понимает? Она тебе трех сынов воспитала, четвертого ждет. А ты в любой свободный день от нее к Ленке летишь, красивую жизнь ей устраиваешь. Подлый ты, Андрюха.

— Это ты мне говоришь? Да кто ты есть, ничто и звать никак, пустое место! Я тебя пою-кормлю, с детства нянчусь, а толку — ноль. Никакого понимания, дурак дураком. На моем спортивном «мерсе» на фабрику ездил, людей дразнил.

— Ну и дразнил. Они меня даже выгнать хотели — зачем, мол, тебе работать? У тебя машина стоит больше, чем ты за год зарабатываешь. Козлы. Им-то какое дело?

— А такое, что не дури, иди работать ко мне. Все по-честному, никто тебя не упрекнет. Мы — одна семья, ты самый близкий мой человек, не сечешь разве?

— Ленка тебе самый близкий человек. Скажи спасибо, что на глаза мне ни разу не попалась, прячешь ее и правильно делаешь. Я бы пристрелил, не задумываясь. Ради Лиды и сынов ваших. Ради правды и справедливости. Стерв отстреливать надо. Без жалости и сострадания.

Тогда Андрей и ударил его. Виталик хотел было ответить, да не стал. Встал из-за стола молча и ушел домой. На звонки телефонные не отвечал. Быстро собрался, вещи необходимые и паспорт немецкий в сумку запихнул, на рассвете уехал. «Пустое место…» Он давно мечтал во Французский Иностранный Легион податься, да не решался — боялся, что не выдержит, да и брата бросать совестно было. А тут все вместе сошлось, сезон набора желающих и крупная ссора, как теперь из нее выходить, непонятно.

Самому обидно до слез и осточертело все, хоть волком вой. Один выход — мечту воплотить. Может, к лучшему.

Уехал тогда Виталик в Марсель, «мерс» Андреев не тронул, на стареньком сером «фольксвагене» отправился, там и бросить не жалко.

В Иностранном Легионе не так просто все. Но и не так запутанно, как в обычной жизни. В жизни рутина да скука, плюс ни свободы, ни денег. А в Легионе интересно может получиться!

Вот и Марсель. Место встречи тех, кто в легионеры собрался. В Легионе деньги платят — не так много, но в течение пяти лет тратить некуда, копится. И кормят, и одевают-обувают. И гражданство по истечении пятилетнего контракта дают. А самое главное, под чужим именем можешь жить.

Был ты — и нет тебя. Исчез. Жизнь с чистого листа, если пять лет продержишься, выживешь. Если вернешься цел и относительно невредим.

Все, что в Интернете про Легион пишут, — только реклама и вывеска. Правда покруче.

Первые две недели отбор пригодных — вот где лафа, смекалистые россияне и украинцы приноровились эти недели для передышки использовать. Кормят вновь прибывших старательно, по тридцать евро в день выдают, паспорт не отбирают, присматриваются. Заплутавшиеся в сознание приходят, отъедаются — и тихо, не попрощавшись, исчезают. Не у всех, но проходит.

Остальные в Париж отправляются, окончательный отбор — и едут в учебку, четыре месяца особо строгого режима.

Эти четыре месяца Виталик почти полностью прошел, но за неделю до зачисления в Легион колено травмировал. Испугался.

В учебке не лечат. Если зачислили учиться, паспорта отбирают, прав никаких. Подъем в пять утра, проспавших расталкивают без церемоний — сапогом с кровати. Грубо, но должен терпеть. Вообще в учебке ты все должен терпеть, непокорных усмиряют. Не уговаривают, а тупую силу прикладывают, бьют почем зря. Желание возражать уменьшается с каждым днем, постепенно сходит на нет — будущий легионер привыкает беспрекословно подчиняться приказам.