Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Едва она успела войти, снять мокрые ботинки и поставить их у кухонной плиты, как раздался звонок в дверь. Грейси посмотрела на нее и, не дожидаясь указаний, пошла открывать. Вернулась она быстро — почти бегом, с развевающимися юбками.

— Мэм! Это ваша матушка, миссис Эллисон. Привести ее сюда? В гостиной жуткий холод. Я сделаю вам чай, а потом пойду наверх, займусь спальнями.

Шарлотта не разделяла энтузиазма Грейси. Она не знала, что скажет Кэролайн.

— Да, да… Иди. — Поспешно встала. Выбора не было: нельзя приводить гостей в ледяную гостиную, да и сама она там не высидит. Ноги у нее еще не согрелись, а от подола юбки, нагревшегося от плиты, поднимался пар. — Я сама приготовлю чай, — прибавила она. Ей нужно чем-то занять себя. И еще это хороший предлог, чтобы отвернуться.

— Да, мэм. — Грейси исчезла, и послышался быстрый стук ее каблуков по линолеуму.

Вошла Кэролайн, уже успевшая снять пальто. Естественно, она приехала в экипаже, и промокли у нее только подошвы изящных сапожек на пуговицах.

— О, моя дорогая! — Она раскинула руки. Шарлотте ничего не оставалось, как упасть в объятия матери, но через секунду она отстранилась и поспешно сказала:

— Приготовлю чай. Я сама только что пришла — замерзла и промокла.

— Шарлотта, моя дорогая, ты должна поехать домой. — Кэролайн с некоторой опаской присела на один из кухонных стульев.

— Нет, спасибо, — без размышлений ответила Шарлотта. Она взяла чайник, наполнила водой и поставила на горелку.

— Но ты не можешь тут оставаться! — настаивала Кэролайн; голос у нее звенел. — Об этом пишут все газеты! Мне кажется, ты не понимаешь…

— Прекрасно понимаю! — возразила Шарлотта. — Особенно после того, как прошлась по лавкам. И я не намерена бежать.

— Дорогая, это не бегство! — Кэролайн встала и подошла к дочери, собираясь снова обнять ее, но почувствовала возмущение Шарлотты. — Нужно посмотреть правде в глаза. Ты совершила ошибку, которая обернулась трагедией. Если ты вернешься домой, возьмешь девичью фамилию, то я смогу…

Шарлотта окаменела.

— Ни за что! Как ты смеешь предлагать такое! Ты говоришь так, словно считаешь Томаса виновным! — Она медленно повернулась с чашками и блюдцами. — Если хочешь, можешь взять детей, им так будет лучше. Если нет, они останутся здесь, как дети простых людей. Мне не стыдно за Томаса — мне стыдно за тебя, предлагающую бежать и отказаться от него вместо того, чтобы бороться! Я найду того, кто убил женщину, как нашла убийцу Джорджа, когда все считали виноватой Эмили — а у нее на это было гораздо больше причин.

Кэролайн вздохнула, сохраняя терпение, что лишь ухудшило дело.

— Моя дорогая, но тогда все было совсем не так, — возразила она.

— Да? Почему же? Потому что Эмили своя, а Томас — нет?

Лицо Кэролайн застыло.

— Если ты настаиваешь на такой формулировке — да.

— Но ты с готовностью считала его своим, когда он был нужен! — Шарлотта чувствовала, что уже не может сдерживаться, и злилась — на себя и на мать.

— Ты должна быть реалисткой, — не успокаивалась Кэролайн.

— То есть как можно быстрее бросить Томаса, чтобы люди увидели, что я не имею к этому никакого отношения? — спросила Шарлотта. — Как благородно, мама! Как смело!

— Шарлотта! Я думаю о тебе!

— Неужели? — язвительно переспросила Шарлотта. Вероятно, Кэролайн не кривила душой. Точно так же думают и другие, и это пугало Шарлотту. Она понимала, что несправедлива к матери, но ей хотелось уколоть побольнее. — А ты уверена, что не о соседях или не о том, что скажут подруги? — уточнила она и продолжила, подражая их голосам: — Знаете, эта милая миссис Эллисон… вы ни за что не поверите, ее дочь вышла за полицейского… это просто ужасно… а теперь он совершил убийство! Я всегда говорила, что брак с простолюдином до добра не доведет.

— Шарлотта! Я этого не говорила.

— Но думала!

— Ты несправедлива ко мне. И чайник кипит. Кухня будет полна пара, а вся вода выкипит. Ради всего святого, завари чай и выпей чашку. Может, у тебя прояснится в голове. Верность Томасу — это очень хорошо, но это бегство от действительности. Что случилось, то случилось, и ты должна быть практичной и думать о детях.

Она права — по крайней мере в том, что кухня наполнилась клубами пара. Шарлотта заварила чай и обожгла при этом руку, но признаваться не стала. Она поставила заварочный чайник на стол и принялась громко рыться в буфете в поисках печенья. Найдя, Шарлотта высыпала его на тарелку, поставила перед матерью, разлила чай по чашкам и наконец села. Взять себя в руки ей все равно не удалось.

— Я была бы благодарна, если бы ты взяла детей, — осторожно сказала она. — Это защитит их… по крайней мере, от худшего. — Шарлотта умолкла. Она хотела прибавить «на какое-то время», но даже это было бы предательством.

— Разумеется, — поспешно согласилась мать. — А как только ты решишь приехать сама, для тебя всегда найдется место.

— Я… не… приеду, — медленно, с расстановкой ответила Шарлотта.

— Тогда поезжай к Эмили в деревню и поживи у нее, — не сдавалась Кэролайн. — Томас поймет. Он не станет требовать, чтобы ты оставалась тут. Что ты можешь сделать? Показать свою храбрость и демонстрировать всем, что ты веришь в его невиновность? Моя дорогая, ты только усилишь этим свои страдания, а делу не поможешь. Оставь все полиции.

Шарлотта почувствовала, как по щекам текут слезы. Она вытащила из кармана платок, высморкалась и глотнула чаю, прежде чем отвечать. Не могла же она сказать матери, что Эмили так же далеко от деревни, как Питт.

— Полиция хотела бы оставить все как есть, — сухо сказала она. — Томас обнаружил нечто такое, о чем они предпочли бы не знать. У меня нет никакого желания ехать к Эмили. Естественно, я ей написала. Но я сама умею вести расследование не хуже других. Я выясню, кто убил Роберта Йорка — на его совести и убийство женщины в розовом.

— Моя дорогая, ты не можешь знать, что случилось на самом деле или почему Томас был в Севен-Дайалс с этой… женщиной в розовом. — Лицо Кэролайн стало белым как мел. — Мы знаем о мужьях гораздо меньше, чем нам кажется.

Собственная боль сделала Шарлотту жестокой.

— Ты имеешь в виду, что не знала о папе?

Кэролайн поморщилась, и слова, готовые слететь с ее губ, так и не прозвучали.

Шарлотта пожалела о своей несдержанности, но было уже поздно.

— Но ведь он не убивал этих девушек, правда? — Она решила довести дело до конца.

— Нет, и я была благодарна полиции, которая это подтвердила, — признала Кэролайн. — Но я не могу забыть о том, что он сделал, или перестать удивляться, как плохо я его знала, какой была наивной. Не доискивайся до истины, Шарлотта. Гораздо разумнее оставить это полиции и надеяться, что они расскажут только то, что тебе необходимо знать.