Энн Перри - Казнь на Вестминстерском мосту

— Доброе утро, мама. — Шарлотта осторожно, чтобы не зацепиться шляпками, поцеловала Кэролайн. — Доброе утро, бабушка.

— Ты что, возомнила себя невестой? — резко произнесла старуха, оглядывая внучку с ног до головы. — В жизни не видела такого турнюра! И ты слишком ярко накрашена — хотя ты всегда так красилась!

— Зато я могу носить желтое, — мило улыбаясь, заявила Шарлотта и устремила многозначительный взгляд на бабушкино темно-золотистое платье, которое только подчеркивало землистый цвет ее кожи.

— Да, можешь, — согласилась почтенная дама, отвечая внучке сердитым взглядом. — И очень жалко, что не надела — вместо вот этого! Что за цвет? У него даже названия нет. Я такой никогда не видела. Если на него вылить малиновое пюре, никто и не заметит!

— Как приятно это слышать, — с сарказмом произнесла Шарлотта. — Ты всегда умела найти правильные слова, чтобы сказать человеку приятное.

Старуха наклонила голову.

— А? Что ты сказала? Я стала плохо слышать, совсем не так, как в прежние годы! — Она достала слуховую трубку и выставила ее так, чтобы можно было в любой момент поднести ее к уху и тем самым показать всем, как она слаба.

— И глохнешь всегда, когда тебе удобно, — ответила Шарлотта.

— Что? Прекрати бормотать себе под нос!

— Я сказала, что назвала бы этот цвет розовым. — Шарлотта посмотрела ей прямо в глаза.

— Ты этого не говорила! — возмутилась старуха. Ты стала слишком заносчивой с тех пор, как вышла за этого несчастного полицейского. Кстати, где он? Ты не решилась привести его в приличное общество, да? Очень мудро, а то вдруг он стал бы сморкаться в салфетку и не знал бы, в какой руке держать вилку!

Шарлотта не любила бабку. Вдовство и одиночество превратили милую старушку в злобную ведьму. Она постоянно требовала к себе внимания и добивалась этого либо жалобами, либо попытками «укусить» близких.

Шарлотте очень хотелось осадить бабушку, однако она не стала этого делать.

— Он работает над одним делом, бабушка, — спокойно сказала она. — Это убийство, и Томас ответственен за расследование. Но он придет на церемонию, если сможет.

Пожилая дама с негодованием фыркнула.

— Убийство! Куда только катится мир? В прошлом году улицы заполонили бунтовщики. В самом деле, «кровавое воскресенье»! Даже горничные разучились себя вести: ленивые, наглые, так и норовят сказать какую-нибудь гадость! Ты, Шарлотта, живешь в печальные времена, люди позабыли, где их место. Кстати, ты сама этому способствуешь! Вышла же за полицейского. Еще была твоя голова? И о чем думала твоя мамаша? Если бы мой сын вздумал жениться на горничной, я бы ему такое сказала!..

— Представляю! — воскликнула Шарлотта, давая волю своему возмущению. — Ты бы сказала: «Пока ты держишь все в тайне, можешь спать с ней сколько угодно, а вот женишься ты на девушке своего уровня или выше, особенно если она при деньгах!»

Старуха взмахнула тростью, как будто собралась ударить Шарлотту по ногам, но, сообразив, что юбки смягчат удар и внучка ничего не почувствует, решила побольнее уколоть ее словами. Однако язвительного ответа она так и не придумала и, чтобы скрыть свое поражение, стала изображать из себя глухую.

— Что ты сказала? — излишне громко произнесла она. — Ничего не понять, шепелявишь, как будто у тебя зубы вставные!

Это заявление было настолько абсурдным, что Шарлотта от души расхохоталась и обняла бабушку, которая даже онемела от крайнего изумления.

Когда они вошли в церковь и уже направлялись к своим местам, прибыла леди Веспасия Камминг-Гульд. Она была такого же роста, как Шарлотта, но значительно худее, почти тощая, и держалась очень прямо, как будто палку проглотила. Ее наряд состоял из кремового кружевного платья на атласном чехле кофейного цвета и шляпки настолько дерзкой в своей элегантности, что Кэролайн даже ахнула от восторга. Ей было за восемьдесят; когда в честь победы при Ватерлоо в доме ее отца устраивали бал, она, маленькая девочка, стояла у перил третьего этажа и сквозь балясины разглядывала гостей. В молодости Веспасия считалась первой красавицей и сумела сохранить красоту до преклонных лет: к старости ее фигура не утратила природной грации, а черты — изящности и утонченности.

Она была теткой прежнего мужа Эмили, который ее буквально обожал. Эмили и Шарлотта тоже души в ней не чаяли. Леди Веспасия отвечала им искренней любовью и даже пренебрегла всеми условностями ради Питта. Принимая полицейского в своем доме как ровню, она не заботилась о том, что о ней будут говорить. У нее всегда хватало смелости и уверенности в себе пренебрегать общественным мнением, а с возрастом эти качества только усиливались. Она страстно ратовала за изменение тех законов и разрушение тех обычаев, которые не находили у нее одобрения, и с энтузиазмом включалась в расследования, когда Шарлотта и Эмили предоставляли ей такую возможность.

Понимая, что церковь — не место для шумного выражения радости от встречи, она лишь кивнула Шарлотте, села на край скамьи и стала ждать, когда соберутся остальные гости.

Жених, Джек Рэдли, уже стоял у алтаря, и Шарлотта заволновалась, но в последний момент Томас все же пришел и, пробравшись к ней, сел рядом. Он выглядел на удивление элегантно и держал в руке шелковый цилиндр.

— Откуда у тебя это? — шепотом спросила Шарлотта, испугавшись, что он потратил большие деньги на вещь, которую потом никогда не наденет.

— Мика Драммонд одолжил, — ответил Питт и, окинув одобрительным взглядом наряд жены, улыбнулся тетушке Веспасии. Та в ответ грациозно склонила голову и медленно закрыла и открыла один глаз.

По церкви прокатился возбужденный гул. Присутствующие, шурша одеждой, повернулись к входу, органист сменил мелодию и заиграл нечто прекрасное, романтическое и торжественное. Шарлотта против воли тоже повернулась и увидела в арочном дверном проеме фигуру Эмили, подсвеченную с улицы солнечными лучами. Она медленно шла по проходу под руку с Домиником Кордэ, овдовевшим мужем их старшей сестры Сары. При виде него на Шарлотту нахлынули воспоминания: свадьба Сары, собственные переживания — ведь в те годы она была безумно, но безнадежно влюблена в своего зятя Доминика. Потом вспомнила, как сама шла по проходу под руку с отцом, а у алтаря ее ждал Томас. Тогда она уже точно знала, что поступает правильно, несмотря на всяческие страхи и сознание, что она лишится многих друзей, а ее жизнь уже не будет такой безмятежной и обеспеченной, как прежде.

Шарлотта до сих пор не разуверилась в правильности своего выбора. Да, за восемь лет они прошли через множество трудностей, на ее долю выпало немало такого, о чем она раньше и помыслить не могла. Зато ее мир стал неизмеримо шире и она поняла, что с жалованьем полицейского и крохотным пособием от родственников все равно остается едва ли не самой счастливой женщиной на свете. Она редко мерзнет и никогда не голодает, у нее есть все необходимое. За эти годы Шарлотта приобрела богатый опыт, ее семейная жизнь не превратилась в скучную рутину, ее не мучили опасения, что она тратит отпущенные ей годы на бесполезные занятия — на вышивание, которое никого не интересует, на рисование акварелью, смертельно унылые визиты, смертельно тоскливые чаепития с обсуждением последних сплетен.