Алексей Рыбин - Ослепительные дрозды

Нет, должны же в "Пекине" круглосуточно кормить, Москва это или не Москва? Обязательно должны.

А этот сосунок, как он легко все, как правильно... Именно так, гаденыш, играл, как они тогда хотели. Ну, положим, у Лекова получалось. Когда не очень пьяный был. А если бы он чаще был не пьяный - был бы он Лековым? Хер знает, кем бы он был, но только не Васильком. Пан или пропал, короче. Панк или пропалк. Получается, что пропалк.

А ни хрена бы ты, Леков, ни хрена бы не сказал. Либо понты кинул, либо просто нажрался мгновенно, как только ты умел. А, скорее всего - и то и другое бы, в комплекте, в твоей, всем известной фирменной упаковке - с матюгами, с битьем посуды и товарищеских лиц, с разрывание в клочья платьев интересных дам. С лековщиной, короче. Что тебя сгубило? Лековщина? Очень может быть. А может - нет.

Нет, конечно, конечно в "Пекине" накормят. Или - ну его? Вот, та же Анна - если бы она все-таки решила под троллейбус тулупом - пошла бы она сначала в "Пекин" зажевать чего-нибудь напоследок? Схарчить лангет-другой? Жульенчик навернуть? Или по-плебейски, с нищенски пустым желудком дала бы на Садовом акробата-камикадзе? Нет, дворянская кровь непременно бы ее сначала в "Пекин" погнала. Бламанже, Дом Периньон, бекасов по-нормандски, устриц, икорочки, нет, икорочка - это для купцов, да под троллейбус с икорочкой в животе как-то не очень эстетично. То ли дело - с бекасами по-нормандски. Сразу увидят люди - аристократа задавили. А то - икорочка... Тьфу, скажут люди, совсем зажралась. С жиру бесится. А про бекасов такого не скажут. Они незаметные, ну птица и птица, только знающий человек оценит. "Бекас", подумает знающий человек. Значит, причины у бабки серьезные были... С бекасами-то под троллейбус.

Постоит такой человек с минуту, поглядит на бекасов, опечалится да и пойдет домой Тургенева читать. И спросит себя - чего же старуха в Баден-Баден умирать не поехала, как все приличные люди, а на Садовом кольце кеды выставила...

- Оглох, что ли, товарищ?

Низкий, хрипловатый, со скрытой визгливостью, однако, с неуловимыми обертонами, присущими только слабому полу.

Огурцов вдруг понял, что он стоит прямо перед неопрятно одетой дамой неопределенного возраста и что эта самая дама уже в третий (подсознание зафиксировало) раз обращается к нему не то с вопросом, не то с предложением.

"Нашла себе товарища...".

- Курить есть?

"Нашла себе товарища..."

Огурцов никак не успевал додумать фразу до конца, все время останавливаясь на "товарище".

- Я вижу, ты удолбан, мужчина.

Не вопрос, а констатация.

"Нашла себе това...".

- МАРИКИЗА?!!

Женщина неопределенного возраста, неопрятно одетая открыла рот и замолчала. Зубы в неопрятном, неопределенного возраста рту были, как успел заметить Огурец, вполне респектабельные. Чуть ли не фарфоровые.

- Ты кто, мужчина?

Маркиза отошла на шаг, прищурилась.

- Етит твою мать! Огурец! Ты-то здесь как? Ты же теперь крутой, говорят? Икрой рыгаешь!

Грязное троллейбусное колесо переезжающее сухонькое тельце увядшей Анны Карениной и красная икра в последней предсмертной отрыжке.

Коньяк "Хеннеси" поднялся из глубин желудка к альвеолам.

- Тебя тошнит, что ли, Огурцов? - забеспокоилась Маркиза.

- Старик "Хеннеси", - просипел Огурец.

- Кто? - не поняла Маркиза. - Ты поблюй, поблюй как человек, покашляй макаронами, легче станет... Ой, Огурцов, тебя просто не узнать... А что за старик-то? Знакомый твой? - затараторила Маркиза.

- Более чем, - с трудом проглотив наполовину переваренный коньяк просипел Огурец.

- Иностранец?

- Угу.

- Ну, я всегда говорила, что иностранцы до добра не доведут. Помнишь, как я с ирландцами нажралась? Мне три ночи потом всякие Конаны снились, морды эти красные, ирландские, зеленые, блин, рукава... Причем, что интересно - во сне ориентируюсь нормально. Конан и Конан. А очухаюсь - что за Конан, какой Конан - откуда я знаю. Потом только сообразила - книжка такая. А как сообразила - враз мне полегчало. Потеть по ночам перестала, сон нормальный, мужики стали нормальные сниться, бабы тоже... Ну, ты знаешь. А потом мне Лео эту книжку принес - там на обложке этот Конан - ну вылитый, как тот, что ко мне во снах являлся. С чудищем каким-то пехтерится.. Красочно так все, целофанированная обложка, 7БЦ, офсет, ну, все дела. Конан этот на обложке от крутости лопался под целлофаном. А чудище - тоже лопалось. От анатомических противоречий. Помнишь?

- А ты не изменилась. Ни на и'...

Слово "йоту" Огурцу произнести не удалось. Снова подкатила тошнота, он икнул, прикрыл рот ладонью.

- Желудок не держит, - тихо вымолвил он, потея и трясясь.

- Ты тоже. Только лицом раздался. Знаешь, ты так стоял, я думала, ты под троллейбус сейчас сиганешь.

- Да? А я про Анну Каренину думал.

- Я же говорю - не изменился. В хламину пьяный - а про Анну Каренину. Или про Ленина. Курить-то есть у тебя?

- Есть. На. А ты чего, в Москве теперь живешь?

- Я где только не живу.

Маркиза сунула в рот сигарету и вытащила из кармана бордового, с вытканными на груди желудями пальтишка - обшлага кармана были сильно потрепаны - зажигалку "Зиппо". Эта "Зиппа", по мгновенной, на уровне рефлекса, оценке Огурца должна была стоить, минимум, долларов двести. А то и все триста. Огурец чуял подлинность дорогих вещей нутром, как хороший "ломщик" или банковский служащий определяет наощупь подлинность, достоинство и номинал любой купюры.

"Ну, пальтишко и "Зиппо" - это ее стиль. Наркотой. что ли, она торгует?".

- Наркотой торгуешь? - спросил Огурец.

Последняя информация, которую он имел о Маркизе была более чем печальна. Маркиза, по слухам, сторчалась вконец и, в этой связи, собиралась заняться курьерством. Товар возить.

- Да не-е...

Маркиза глубоко затянулась огурцовским "Мальборо".

- О! Настоящие! А то я подумала, было, что ты, как лох - с "Мальборо" ларечным рассекаешь. Крутые-то, они "Мальборо" не курят.

- Это смотря какое "Мальборо", - ответил Огурец.

- Переломалась я, Саша, - сказал Маркиза очень серьезно. - Веришь?

- Верю, - неопределенно повел плечами Огурец. - Конечно верю.

- Не веришь, - убеждено сказала Маркиза. - Никто почти не верит. Ну и хрен с тобой. А я квартиру продала питерскую, замуж вышла. Теперь вот здесь обитаю.

- А он кто?

- А какая тебе разница? Я с ним уже развелась.

- И что теперь?

- В Теплом Стане у меня квартира. Однокомнатная, так мне больше и не надо. Знаешь, кайф такой - лес из окна видно. Настоящий. Воздух, озон. Только, все равно, спать не могу. Дурь по ночам снится. Но я - как штык. По ночам работаю, а днем сплю. Днем сны не снятся. Я, Огурец, предел свой увидела. Ты видел предел свой?

Огурцов отвел глаза.

- Видел? - требовательно спросила Маркиза.

- Видел.

Он вдруг закашлялся и от этого ему неожиданно стало легче. Старик "Хеннеси", мурлыкнув в гортани, уполз обратно в желудок и там затаился в ожидании полной ферментации.