Елена Яковлева - Шутки в сторону

— Откуда она у вас? — удивился Булавинцев.

— Сорока на хвосте принесла, — бесцеремонно отфутболил его Огородников. — Меньше спрашивай и больше делай.

— Слушаюсь и повинуюсь, — недовольно пробурчал Булавинцев и смиренно потопал в лабораторию.

Огородников принялся набирать номер телефона Ремезова, его крупный указательный палец неловко крутанул диск, и вместо густого ремезовского баритона на линии возник тонкий девичий голос, который спросил с придыханием:

— Пашка, это ты? Ну не молчи, я же знаю, что это ты… Ты все время звонишь и молчишь…

В этом голосе было столько тоски и надежды, что лоб Огородникова покрылся испариной; он бросил трубку с таким ощущением, словно его застукали подглядывающим в окно женской бани.

Набирая номер во второй раз, он был предельно внимательным.

Ремезов зашел домой, чтобы принять душ и переодеться. После ночи, проведенной в автомобиле, он чувствовал себя разбитым. Каково же было его разочарование, когда, открутив кран горячей воды, он услышал лишь шипение и отдаленное бульканье. Пришлось ограничиться обтиранием полотенцем, смоченным холодной водой, что хотя и способствовало бодрости, но ощущения чистоты и свежести не прибавило.

Бриться проще — достаточно согреть немного воды в чайнике, что он и сделал. Прошелся помазком по лицу, не глядя в зеркало, зато, когда взялся за бритву, разглядел свою помятую, недовольную рожу. «Прямо как с похмелюги», — сказал он самому себе и тут же порезался. Чертыхнулся, прижал порез полотенцем, но кровь продолжала течь. Безуспешно поискал на полке лейкопластырь, после чего ограничился проверенным способом: оторвал кусочек чистой бумаги и приклеил к кровоточащей ранке.

Вспомнил, что неплохо было бы и перекусить, и полез в холодильник, где из продуктов быстрого приготовления имелись только сосиски, от резинового привкуса которых, казалось, теперь, после вчерашнего ужина, предложенного Светланой Коноплевой, ему никогда не избавиться. Посему Ремезов ограничился чашкой кофе и бутербродом с маслом и сыром.

«Как она сказала? Дом престарелых для ветеранов невидимого фронта?» — размышлял он, проглатывая без всякого аппетита куски засохшего хлеба.

Оставалось только немного пожалеть себя, бедного, немытого, голодного, изрезанного бритвой, а главное, непонятого женской половиной человечества.

Не успел он дожевать бутерброд, как зазвонил телефон. А уж когда взял трубку, все его нынешние огорчения отлетели прочь…

— Лихо все закручивается, однако, — это все, что Ремезов сумел выдавить из себя, выслушав сообщение Огородникова.

— Мягко сказано, — с энтузиазмом в голосе подтвердил тот.

О Румянцеве Огородников ничего рассказывать не стал. Даже когда Ремезов с нескрываемым восхищением отметил:

— Быстро же вы вышли на этого субчика, просто удивительно! Как говорится, честь и хвала!..

Огородников сидел как на иголках, ожидая от экспертов подтверждения того, что Васнецова убили из пистолета, найденного в сумке Илоны, хотя в этом он и без того был уверен почти на все сто. Побеседовать с самой Илоной пока не представлялось возможным: врачи все еще не разрешали ее беспокоить, хотя и перевели из реанимационной палаты в обычную.

В эти подробности он не стал вдаваться.

— Ты что, так всю ночь у телефона и просидел? — спросил Огородников.

— В какой-то степени, — дипломатично ответствовал Ремезов.

— Звонки были?

— Вчера два раза, — неохотно сообщил Ремезов, — около четырех дня и где-то между девятью и одиннадцатью вечера. Точнее сказать не могу, потому что ее тетка, с которой приходится иметь дело… ну, в общем, очень неуравновешенная особа, на нее совершенно нельзя положиться. Короче, всю ночь пришлось вести наблюдение за домом, сидя в машине. — После бессонной ночи голова у него звенела, как колокол, а потому спохватился он с запозданием: — А куда ты, собственно, клонишь?

— У меня для тебя сюрприз, — хмыкнул Огородников, — приезжай скорее, не пожалеешь. — И бросил трубку.

Огородников допрашивал Груздева. Ремезов при сем присутствовал.

При упоминании о Кате Черновой Груздев сник сильнее прежнего, хотя вид у него и без того был пришибленный. Такое впечатление, что он провел в камере не несколько часов, а, по крайней мере, неделю. Прежде тщательно уложенные и обильно сдобренные гелем волосы свалялись и падали на изрядно помятое лицо. Вчерашний красавчик превратился в испуганного истерика.

— Ну-ну, Груздев, — подбодрил его Огородников, — соберись. Ты же знаешь эту девочку, Катю Чернову?

— Н-нет, — он энергично замотал головой, — я ее никогда в жизни не видел.

— Но имя тебе известно? — настаивал Огородников.

— Это все Илона, это она… она меня надоумила, это вообще была ее идея… Я ей рассказал, что должен крупную сумму, а она говорит: знаю, где без всякого труда взять десять тысяч долларов. Вроде бы ее мать за десять тысяч баксов купила какое-то кольцо у матери этой девчонки, так что, мол, деньги есть.

— И ты решил воспользоваться ее советом, — вкрадчиво подсказал Огородников.

Груздев шмыгнул носом:

— А что мне оставалось делать? Знаете, сколько я должен Прокопу? Вот я и подумал… Позвонил один раз, а когда стал звонить во второй, там на меня наорали… Короче, я понял, что это дело гиблое — в милицию ни за что ни про что заметут. Я же ни сном ни духом, куда она могла пропасть…

— Как ты думаешь, сама Илона, когда предлагала тебе раздобыть деньги таким способом, знала, где Катя?

Груздев ненадолго задумался:

— Я так понял, что нет. Она узнала о том, что девчонка пропала, от своей матери, а ей вроде бы звонила мать этой самой Кати. Илона просто быстро просчитала, как добыть деньги, голова у нее всегда работала. Я бы сам в жизни не догадался… Это она придумала потребовать выкуп…

«Да уж, — подумал Ремезов, — эта самая Илона, похоже, и в самом деле еще та штучка, побыстрее бы оклемалась, любопытно будет на нее взглянуть. Хуже другое — по-прежнему не ясно, где искать Катю Чернову».

— Скажи-ка, — решил уточнить Ремезов, — а там, в квартире, куда ты притащил Илону, Кати быть не могло?

— Нет, всех, кто там был, я знаю.

Огородников достал из папки чистый лист бумаги и ручку из кармана:

— Давай пиши.

— Что? — не понял Груздев.

— Все, что только что рассказал. И не забудь перечислить всех, кто был на хате… Адресочки, адресочки тоже укажи.

Груздев посмотрел на лист бумаги, как будто ожидая от него какого-нибудь подвоха, тяжко вздохнул и взял ручку со словами:

— Да я уж столько написал, что у меня мозоль на пальце.

— Это что, — ввернул Огородников, — пока сидеть будешь, заработаешь мозоль на заднице.