Ирина Лобусова - Ветчина бедняков

— И про детскую проституцию в клубе…

— Про это я не знал! Я долго жил заграницей. Я ведь рассказывал тебе про мою семью.

— Снова ложь?

— На этот раз — правда. Моя семья действительно погибла в Италии. Отец не знал, что я вернулся в Южногорск.

— Зачем ты вернулся?

— Сложно объяснить… Сам не знаю…

— Почему ты порвал все отношения с отцом?

— Он убил мою мать.

— Жуковская?

— При чем тут Жуковская? Моя мать покончила с собой потому, что узнала, каким бизнесом начал заниматься ее муж… Она узнала об этом раньше, чем я. О том, что именно тогда, когда он ездил с ней в Китай, он узнал об этом проклятом наркотике. О плантациях с детьми. Она была святой женщиной. Дети были для нее священны. В то же время она очень сильно любила отца и не могла его упрекать. Она приняла решение уйти из жизни. Это он, он ее убил! Он убил ее тем, что начал заниматься этими плантациями.

— Когда ты узнал?

— Недавно. Когда пропали Стасики. Я стал кое-что подозревать. Тут появилась ты. Ты открывала новые факты, но не могла их истолковать, объяснить. Ты делала открытия, но не понимала их значения. Так я и вышел на след отцовского бизнеса. Я все понял раньше тебя, и оказался здесь.

— И не спас Стасиков?

— Я знал, что рано или поздно, но ты придешь сюда. И если я не помогу тебе, то ты погибнешь.

— Какое тебе дело до моей жизни?

— Выходит, большое! Я…. Я и сам не понимал, что ты так много для меня значишь.

— Много для тебя значу?!

— Об этом мы поговорим позже, если ты не возражаешь! Когда Стасики будут в безопасности.

— Что ты узнал такого, чего не знаю я?

— Например, как заманивали детей. У отца — много помощников. Часто их заманивали бесплатными билетами в цирк. Или рыжим клоуном. Когда я был маленький, отец подарил мне большого рыжего клоуна. Это была моя единственная любимая игрушка. Я обожал этого клоуна, спал с ним. Когда я вырос, я все равно таскал его за собой. Смешно, да? Очевидно, отец запомнил это. И больше ничего не мог предположить. Детям дарили рыжело клоуна и везли сюда. Трагикомедия, правда? Как будто я виноват! Я узнал об этом случайно, когда в подвале дома в поместье отца нашел ящик с такими игрушками — клоунами…

— Стасик! Ста… — тяжелая ладонь зажала ей рот, заглушив крик, зажав этот крик внутрь. Она дернулась, он больно сжал голову. Узкие крепкие пальцы впились в лицо, почти сдирая кожу, прорывая тонкую кожную ткань почти до кости.

— Замолчи, сумасшедшая! Заткнись! Ты нас погубишь!

— Стасик! Там Ста…

Пальцы с силой сжали ее рот, он крутанул ее голову — и от боли потемнело в глазах.

— Я сказал — заткнись!

Когда он наконец ее отпустил, дети уже прошли, и где-то в глубине зеленой листвы исчезли изможденные фигурки детей.

— Почему ты заглушил крик? — в ярости она обернулась к нему, догадываясь, что глаза мечут огонь более страшный, чем молнии, — почему ты позволил им уйти? Я же их видела! Ясно видела их обоих! Почему?

— А что бы произошло? Услышав твой крик, дети бросились бы на него, их бы застрелили на месте. А потом в камышах нашли бы нас и застрелили тоже. Так погибли бы все! Ты убила бы детей своими воплями! Привлекла бы внимание охранников… Я, кажется, тебя предупреждал.

— Я не видела там охранников! Дети шли одни!

— Ничего подобного! Дети шли рядом с охраной, просто те шли с другой стороны. Сейчас детей оставят в поле и охранники вернутся в дом, вернее, часть из них…

— А дети?

— Дети будут работать в поле до обеда. Я не думаю, что за ними надо постоянно присматривать. Возможно, им в еду подмешивают наркотики или тормозящие психотропные средства.

— Господи…

— Замолчи! Бога здесь нет! То, что ты здесь видишь — оскорбление Бога! Все божественное не очень-то задерживается в этих местах.

— Что теперь делать?

— попытаться проникнуть в дом. Я говорил.

— Сейчас!

— Я попытаюсь.

— Ты?

— Я пойду один. В случае чего ты сможешь уйти.

— Я никуда не уйду без Стасиков!

— Не волнуйся, все будет хорошо, я уверен! Сейчас я проберусь в дом и подам тебе знак — тебе придется перейти немного поближе.

— Какой знак?

— взрыв. Маленький хлопок, из крайнего окна повалит дым.

— Что ты задумал?

— в первую очередь избавлюсь от части охраны.

— а остальные?

— остальные в поле, с детьми. Они ничего не услышат. Когда ты услышишь звук, как будто упало что-то тяжелое, и увидишь из окна дым, беги к дому и входи внутрь. Беги быстро. Пригибаясь к земле. Я буду ждать тебя там. Сможешь?

— Смогу. Я уверена.

Они встретились глазами, и он улыбнулся. Потом вынул из куртки пистолет и отдал ей.

— Возьми. На всякий случай.

Она отшатнулась:

— Я не могу! И потом, ты…

— Успокойся! У меня есть вот это (распахнув куртку на груди, он показал ей маленький автомат). А тебе может понадобиться защищаться.

— Я не могу взять оружие! Я его ненавижу!

— Не говори глупостей! Ведь это для Стасиков. Мы должны их спасти!

Она решительно взяла пистолет и как-то глупо, неуклюже засунула в карман джинсов. Потом улыбнулась. Улыбка была не к месту, но он ее и не ждал. Рядом с ним она чувствовала себя школьницей, глупым неуклюжим подростком. К тому же, у нее дрожали руки, и она изо всех сил пыталась это скрыть.

— У меня такое ощущение, что мир рушится… Мне кажется, словно я проснулась однажды утром и очутилась в мире, о котором не знаю ничего. Какой-то чудовищный, извращенный мир, живущий по своим не понятным законам. А моего, привычного мира, уже нет. Дети всегда считались священным, и…

— Я понимаю. Но что же делать. Там, где в ход идут большие деньги, ничего не значит детская жизнь. А эти дети… что ж поделать! Им просто не повезло.

— Не смей так говорить! — ее голос зазвучал угрожающе и глухо, но ей было на это плевать, — никогда не смей так со мной говорить!

— Какое тебе дело до этих детей?

— ты…. Ты… — она попыталась подобрать ругательства, но не смогла. Он рассмеялся, а ей казалось — ударил по лицу.

— потом. Потом мы с тобой поспорим. Обязательно! И я соглашусь. А сейчас….

Они выползли из болота и поползли вперед, цепляясь окоченевшими ногами о жирную рыхлую землю. На свои ноги она старалась не смотреть….. Возле берега камыши были еще гуще и выше, чем в воде, к тому же сразу за ними начинались заросли густого кустарника выше человеческого роста, составляющие живую изгородь. Зеленая стена была плотной, надежно скрывая от всех.

— Постарайся подняться, — сказал он, когда камыши закончились. К удивлению, она стояла на ногах достаточно бодро, уверенно, не обращая внимания на легкую боль. Теперь, вблизи, дом просматривался, как на ладони, к тому же он был в двух шагах. Так же близко было и поле. Ни возле дома, ни со стороны поля никого не было.