Ростислав Самбук - Коллекция профессора Стаха

Второй месяц после освобождения из колонии Алексей Балабан жил преимущественно у двоюродной сестры в городе. У матери, имевшей дом в пригородном поселке, бывал редко - мать бранилась и требовала, чтобы он шел работать. Балабан даже устроился было на кирпичный завод, но выдержал только неделю и убежал к двоюродной сестре. Считал, что Анна многим ему обязана. Когда-то он провернул прибыльное дельце. Один только японский транзистор стоил по крайней мере сотен пять. Балабан же продал его какому-то пижону на сочинском пляже за две с половиной, сославшись на нужду. И не жалел. Две с половиной так две с половиной, не все ли равно. Деньги тогда текли у него сквозь пальцы, и, вернувшись к сестре, у которой оставил краденые вещи, он даже не спросил у нее, кому и за сколько она их продала.

Их с напарником взяли через несколько недель. Следователь собрал неопровержимые доказательства, провел даже очную ставку с сочинским покупателем транзистора. Тот, оказывается, сдал радиоприемник в московский комиссионный магазин.

Не назвал Балабан только Анну. И вот тебе благодарность - рубль... Балабан выпил на этот рубль стакан портвейна и купил сигарет. У него не осталось денег даже на воду. А ему так хотелось выпить холодного бочкового пива. У Балабана даже пальцы задрожали, когда вспомнил его вкус.

Пиво продавали в киоске в боковой аллее парка. Балабан представил, как сдунет пенную шапку с кружки, и решился. Медленно встал, потянулся и направился к киоску.

В будний день тут не было очереди - стояли лишь три-четыре человека. Лёха оперся спиной о шершавый ствол каштана, под которым стоял киоск, начал наблюдать. Вскоре к киоску подошел парень. Балабан тронул его за плечо.

- Поставь кружку, - подмигнул, - когда-нибудь отблагодарю...

Тот отстранился.

- Еще чего захотел! - пренебрежительно усмехнулся парень.

Этого уже Балабан не мог стерпеть: высунул из рукава лезвие ножа так, чтобы видел только парень.

- Поставишь? - спросил угрожающе.

Тот посерел, оглянулся на двух пожилых мужчин, пивших пиво в нескольких шагах, но те стояли спиной к ним. Жалобно улыбнулся буфетчице.

- Две... - еле выдавил из себя.

Буфетчица равнодушно выставила кружки - какое ей дело, кто кого угощает, пивной киоск - не павильон минеральных вод: тут всего и насмотришься, и наслушаешься...

Парень подвинул Балабану кружку, и тот едва удержался, чтобы одним духом не опорожнить ее, однако злорадно усмехнулся и вылил пиво на землю.

- Что даешь, падло! - ткнул пустой кружкой парня в подбородок. Муха, не видишь? Заказывай еще!

- Извините... - пробормотал тот. - Не было никакой мухи...

- Ну! - сверкнул глазами Балабан.

- Еще к-кружку... - попросил парень.

На этот раз Балабан выпил. Хотелось заказать еще, но увидел: к киоску направляется мужская компания. Толкнул парня в бок.

- Спасибо, - подмигнул, искоса бросив взгляд на буфетчицу.

И поспешил на берег реки.

Он нашел тихую полянку среди кустов, растянулся на траве и незаметно заснул. Проснулся, когда уже стемнело. Домой идти не хотелось. От одной мысли об Анне и ее косых взглядах стало тоскливо. Начнет попрекать, что кормит его...

Балабан вспомнил, как беззаботно жилось ему в детстве. Отца он не помнил. Тот бросил их, когда Лесик был еще младенцем. Мать, безумно любившая сына, работала с утра до ночи, чтобы ее Лесик имел все, что пожелает. Балабан сызмальства привык ничего не делать. Мать кормила и одевала. А он слонялся по улицам с двумя-тремя такими же лоботрясами, как и сам. Учиться не хотел - сидел почти в каждом классе по два года и насилу кончил пятый класс. Вечерами перепродавал билеты у кинотеатра и уже в двенадцать лет начал курить и пить.

Мать не знала, что с ним делать. Соседки советовали ей обратиться в милицию. Но она и слушать не хотела - чтобы ее Лесика таскали в милицию! и пыталась купить привязанность сына мелкими подарками... Но это только еще больше избаловало его.

Как-то Олексе с дружками не повезло с перепродажей билетов. Подростки уже привыкли к папиросам и вину. А денег не было. В двух кварталах на довольно тихой улице стоял киоск, за витринами которого заманчиво выстроились на полках бутылки. В тот вечер и произошла первая серьезная кража, инициатором которой стал Балабан. А потом первое отбывание срока в колонии для несовершеннолетних.

Он вернулся домой через год, мать устроила его на работу. Однако Балабан работать не захотел. Связался с опытными преступниками. Несколько краж остались безнаказанными, и Балабан поверил в свою счастливую звезду. Но угрозыск уже следил за ним, и скоро Балабана поймали с поличным.

Снова колония, потом, после отбытия срока, еще... И вот он на свободе.

Балабан вышел по центральной аллее на многолюдные, залитые светом улицы. Постоял на пятачке у станции метро, с завистью глядя на хорошо одетых людей, выходивших из ресторана.

"Хоть бы четвертак, - думал с тоской. - Ну, два червонца..." Легонько кольнул себя острием ножа в бок и побрел обратно в парк...

На центральной аллее заметил пьяного, который шел, покачиваясь и что-то мурлыча себе под нос. Уже хотел остановить в темном месте, да вовремя увидел на противоположной стороне аллеи молодую пару под развесистой липой. Дальше было людно - повернул обратно, выругавшись. В конце концов, у этого пьянчужки, должно быть, денег нет...

Балабан слонялся по аллее допоздна, пока из летнего ресторана не начали расходиться последние посетители. Остановился за шашлычной у дорожки, ведущей к реке, надеясь, что, может быть, какая-нибудь нетрезвая пара свернет туда. Но вдруг из-за поворота выскочил милицейский мотоцикл с коляской и остановился рядом. Балабан повернулся к милиционерам спиной и медленно двинулся следом за веселой компанией, вышедшей из ресторана. Так он добрался до асфальтированной дорожки, круто сворачивавшей еще к одному летнему ресторану. За спиной снова зарокотал мотоцикл, и Балабан инстинктивно спрятался в кустах в нескольких шагах от дорожки.

- Ты покарауль тут, Омельченко, а мы посмотрим, что делается в ресторане! - приказал кто-то хриплым голосом, очевидно старший патруля.

Мимо Балабана шли двое. Он невольно прижался к стволу ясеня. Сердце бешено билось от страха.

Стук каблуков затих, и Балабан успокоился. В конце концов, чего ему бояться? Ничего он не сделал, даже не пьян. Правда, он нездешний. Но что из этого? Приехал в гости к родным, разве это запрещено?

И все же какой-то страх лежал в груди и мешал свободно дышать, раздвинуть кусты и выйти независимо, не обращая внимания на патрульного, сидевшего почти рядом на мотоцикле. Очевидно, это был извечный страх преступника перед стражами порядка.

Милиционер закурил и приятный запах табака защекотал Балабану ноздри.