Ростислав Самбук - Коллекция профессора Стаха

Наконец лязгнул первый замок, второй поддался сразу, и Климунда вслед за Балабаном проскользнул в квартиру. Лёха задержался в коридоре, закрыл за Спиридоном дверь. Выглянул из-за спины Климунды, остановившегося на пороге гостиной.

- Чего стал столбом? - прошипел он.

Климунда отступил, пропустил вперед Балабана. Стоял и растерянно смотрел, как тот быстро и уверенно перебирает вещи в шкафу. Довольно усмехнувшись, Балабан снял каракулевую шубу, свернул и положил в чемодан.

- Погляди, что там... - кивнул он на письменный стол у окна. - Если заперт, попробуй... - подал отмычки.

Стол и правда был заперт, но Климунда легко справился с замками. Выдвинул ящики - какие-то тетради, папки с бумагами, журналы. Его внимание привлекла старинная бронзовая шкатулка. Попробовал отпереть, но замок не поддался. Позвал Балабана. Тот неохотно оставил шкаф. Увидев шкатулку, нетерпеливо сказал:

- А может, там деньги! - В его глазах вспыхнула жадность. Он сильно надавил на отмычку, очевидно, сломал замок, потому что в шкатулке хрустнуло. Открыл ее и даже свистнул от удивления. На дне лежали три пачки аккуратно перевязанных зеленых ассигнаций.

- Пять...пять и две тысячи... - прочитал цифры на наклеенных крест-накрест полосках.

- Двенадцать тысяч! - охнул Климунда.

- Подфартило! - выдохнул Балабан.

- Пересчитывать не будем... - счастливо засмеялся Спиридон. Недбайло считал для себя.

Балабан отдал ему одну пятитысячную пачку, но Климунда проворно выхватил у него из рук и вторую - двухтысячную.

- Ты что! - угрожающе поднял кулак Балабан. - Все пополам!

- Возьмешь себе барахло. Там больше чем на две тысячи.

- Но ведь его еще надо сбыть... - пробормотал Лёха, однако отступил.

Климунда вынул из шкатулки золотые дамские часы на цепочке, золотые запонки и две сберкнижки. Бросив Балабану часики, запонки взял себе. Заглянул в книжки.

- Двести рублей... - пробормотал презрительно. - И сто пятьдесят... Осторожный, денег на книжке не держит, да и эти, - подбросил на ладони пачку, - наверно, только мелочь...

- Прячет, свинья! - согласился Балабан.

- Давай поживее! - поторопил его Спиридон. Знал, что Недбайло раньше семи не возвращается и у них еще добрых четыре часа форы. Но у него все время было такое ощущение, будто кто-то уже стоит у двери. Сейчас она отворится - и тогда конец...

Закурил, глядя, как Лёха упаковывает уже второй чемодан, найденный у Недбайло. Оперся на тумбочку, где стояла высокая китайская ваза, - вдруг тумбочка закачалась, и ваза наклонилась. Спиридон успел дотянуться до нее, но не удержал - ваза упала, ударилась боком об пол и разлетелась на куски.

Балабан испуганно огляделся...

- Ты что?..

Климунда прислушался: казалось, что звук разбившейся вазы услышали во всем доме. Но вокруг, как и до сих пор, царили тишина и спокойствие...

Нервно раздавил папиросу о полированную поверхность тумбочки.

- Ну, долго ты еще? - крикнул.

- Готово, шеф! - Балабан поднял чемоданы. - Ты иди вперед и бери такси. А я - за тобой.

- А-а, должничок пришел... - Губы у Иваницкого растянулись в деланно приветливой улыбке. Это напоминание о долге сразу испортило настроение Климунде.

Иваницкий отступил, пропуская его вперед. Климунда остановился перед зеркалом, поправляя прическу. А Омельян стоял сбоку и иронически кривился. "Кривись, дружище, кривись, в душе все равно завидуешь мне, - думал Спиридон, - чем не настоящий мужчина! Какая фигура, мускулы! Девушки сами пристают. А ты? Жалкий, плюгавый, жаба какая-то надутая".

Но достаточно было Климунде войти в комнату, как чувство превосходства над Иваницким сразу же исчезло. Просторная однокомнатная квартира, импортная мебель, холодильник, бар, заставленный бутылками, а на стенах - целый музей старинного и современного искусства. Климунда почувствовал себя никчемным среди этой роскоши.

Он неудобно, с краешка, сел в кресло и уставился на Омельяна, будто впервые увидел его: грушевидная голова с узким лбом, утиный нос, бледные губы, усеянные веснушками щеки и большие глаза, цвет которых словно то и дело менялся.

Да, красотой Иваницкий не мог похвалиться. Зато хватка - куда Климунде.

Климунда хорошо знал Омельяна - как-никак вместе учились в школе, хотя Иваницкий пришел в их десятый класс в середине учебного года. До того жил и учился в каком-то районном городке. Сначала Иваницкого в классе не замечали. Не замечал его и Климунда, хотя новичка посадили за его парту. Да и нечего было замечать: слишком невзрачен, бледен, раз ударишь - и готов... И все же новичок скоро заставил уважать себя. Через какой-нибудь месяц его авторитет признал даже первый ученик класса Борис Сойченко, попросив посмотреть, правильно ли он решил задачу по алгебре. Домашняя работа была действительно сложной, и только Иваницкий справился с ней...

И Спиридону стало немножко легче учиться. Поскольку он сидел с Иваницким за одной партой, то получил право первым списывать домашнее задание, не говоря уж о контрольных.

Как-то, возвращаясь вместе с Иваницким домой, Климунда начал расспрашивать Омельяна о его районном городке, но тот отвечал неохотно и перевел разговор на другое. Иваницкий не любил открываться посторонним.

Омельян и теперь, через много лет, даже в мыслях неохотно возвращался к своему детству. Родители его жили незаметно, немилосердно экономили на всем, держали в черном теле и своего единственного сына.

Потом Омельян понял почему: как-то ночью он подслушал их разговор. Из соседней комнаты доносился возбужденный шепот:

- Думаешь, все забыто? А дудки! Крота когда взяли? Через пять лет. Фраер был, фраером и остался. Пошиковать захотелось, два камушка спустил, а на третьем и погорел.

- А если умненько? Уехать куда-нибудь, найти перекупщика...

- И не думай... Пять лет еще сиди тихо. Они дело в архив спишут, а мы и развернемся.

Мать вдруг всхлипнула:

- Надоело прибедняться, считать копейки, делать вид, что едва дотягиваем от получки до получки. Иметь камешки, золото - а как нищие...

- Замолчи! - В голосе отца послышалась неприкрытая угроза. Забудь... Только разочек взять, оно и потянется... А от людских глаз ничего не спрячешь, новые туфли - и те заметят...

Мать зашлась сухим кашлем. Отдышавшись, тоскливо сказала:

- Помру я скоро, так хоть напоследок хотелось пошиковать.

- Сдурела! - разозлился отец. - И не думай!..

- Где прячешь золото? - вдруг спросила мать.

- А тебе зачем? Где прячу, там и лежит.

- Хотела бы знать, надежно ли?

- Не волнуйся! Сам черт средь бела дня не найдет.

- Эх, - вздохнула мать, - обидно. Кто вас тогда с Кротом на ювелирку навел? Я навела. Ты мне мою долю отдай...

- У-у, сука!.. - прошипел отец. - Завалить хочешь? Тебе что - вышку не дадут, а меня шлепнут. Крота шлепнули, и меня... За мной мокрое дело, понимаешь, мокрое, они нам сторожа ни в жисть не простят.