Давид Сурдо - Тайный дневник да Винчи

— Небо услышало мои молитвы! Входи, друг мой, входи скорее. Нельзя терять ни минуты.

— Что… — начал Леонардо, но Боттичелли порывисто схватил его за одежду и потащил в комнату с настойчивостью, совершенно неожиданной, учитывая его угнетенное состояние.

В опочивальне стоял густой невыносимый смрад. Окно плотно закрывали деревянные ставни. И хотя на дворе был ясный солнечный день, комнату освещали лампы, испускавшие тяжкий дух горелого масла. Отвратительно воняло мочой.

— Леонардо, друг любезный, Леонардо, маэстро… — твердил Боттичелли.

И тут Божественный сделал еще одно открытие: его друг был мертвецки пьян. Леонардо бросил на него мимолетный взгляд, и за короткий миг ему вспомнилось многое. В частности, как много лет назад они вместе едва не открыли таверну. Как все изменилось с тех пор! В памяти всплыла и главная причина охлаждения между ними: фанатик Джироламо Савонарола [5] Савонарола Джироламо (Savonarola) (1452–1498) — итальянский религиозный реформатор и политический деятель, уроженец г. Феррары. , безумец, сожженный за ересь. Его публично казнили во Флоренции, сначала удавив, а затем отправив тело на костер. Сандро следовал за ним неотвязно, как баран за овчаркой. Однако Савонарола скорее заслуживал прозвища «волк». Он обличал пороки и проповедовал возвращение к строгой, суровой до аскетизма нравственности, какую способен требовать от других только человек, преисполненный раскаяния за содеянные грехи. Он приводил в пример испанцев, но будь он сам испанцем, то несомненно, порицал бы их в первую очередь за распущенность нравов. Подобные люди всегда всем недовольны, поскольку чужие страдания доставляют им радость, и под маской благочестия обычно скрывается жажда власти, желание мстить и господствовать.

Леонардо не мог взять в толк, что привлекательного нашел его друг в столь непримиримых воззрениях, доведенных до крайности. А сравнительно недавно Боттичелли заподозрили в противоестественных сношениях с учениками, и хотя дело не получило развития, такие обвинения даром не проходят, в чем Леонардо убедился на собственном опыте. Иными словами, дружеские узы, связывавшие художников, ослабли, и они расстались. И вот теперь сокрушенный, похожий на пугало человек, жалкая пародия на себя самого, нуждался в его помощи. Истинная дружба тем и хороша, что проявляется в тяжелые минуты жизни: верный друг бросится на помощь, не считаясь с обстоятельствами и трудностями. Старая, некогда крепкая дружба не исчезает бесследно, срок давности не имеет значения. Сандро попал в беду, и Леонардо испытывал готовность без колебаний помочь ему. Если это в его силах и речь не идет о недостойном деле.

— Что с тобой произошло, друг мой?

— Если бы ты только знал…

— Но ты ведь для того и просил меня приехать, не так ли?

— Да, и жалею об этом. Жалею, ибо очень тебя люблю, как ты знаешь.

— Знаю, конечно. Ну же, не томи меня далее. Расскажи обо всем!

Боттичелли сидел на кровати, а Леонардо стоял посередине комнаты, пристально глядя на друга, прямой и неподвижный, как статуя: его напряжение возрастало с каждой минутой.

— Леонардо, ах, Леонардо… Как твоя школа? Какие волшебные были времена, когда мы дни напролет проводили в мастерской Верроккьо! У тебя есть хорошие ученики, воистину одаренные? У меня есть! Я занимаюсь с мальчиком… Его ко мне привели родители из окрестной деревеньки, и он…

— Сандро, хватит! Довольно пустословия, переходи к делу. Ты испытываешь мое терпение.

— Ты прав. Но сначала мне надо выпить.

— Тебе не кажется, что ты и так выпил лишнего?

— Нет. Уверяю тебя, нет. Ввиду того, что я должен рассказать, учитывая важность того, что я должен рассказать, я выпил недостаточно. Мне нужно еще. Господи!

Не стыдясь Леонардо, начинавшего выходить из себя, Боттичелли разрыдался, оглашая опочивальню безутешными стенаниями. Слова давались ему с трудом.

— Ужасно, все ужасно. Ты не поверишь. Кошмар. Бедные дети…

— Угомонись! Хватит хныкать, как девчонка, будь мужчиной! — строго прикрикнул Леонардо. Он надеялся, друг послушается его, и дело наконец прояснится.

— Ну, ладно, ладно, — пробормотал Сандро, немного успокоившись и вытирая лицо простыней со своей кровати. — Но ты не поверишь. И это весьма длинная история. Как же так получилось? Я знаю — как! И все равно для меня это неразрешимая загадка, поскольку я не понимаю. Как такое могло случиться? Как?!

Художник не мог продолжать. Опьянение и усталость вкупе с глубоким отчаянием одержали над ним верх: он залился вдруг неудержимым смехом, горьким и саркастическим, а потом лишился чувств. Леонардо смутился и встревожился, но быстро овладел собой и вызвал слугу, чтобы с его помощью раздеть друга и уложить в постель. Леонардо также распорядился приготовить позднее для Боттичелли ванну и накормить его горячим бульоном. Продолжительный сон пойдет ему на пользу, а проснувшись, он, несомненно, почувствует себя лучше.

Верно, друга постигло ужасное несчастье, если оно столь пагубно отразилось на состоянии его духа. Леонардо не предполагал, что положение хуже некуда, читая письмо Боттичелли с просьбой о помощи. Очевидно, помощь нужна, и безотлагательно. Но вежливое, вполне здравое послание не содержало даже тени намека на большую опасность, похоже, угрожавшую автору:

ЛЮБЕЗНЫЙ ДРУГ ЛЕОНАРДО, БОЖЕСТВЕННЫЙ НАСТАВНИК ХУДОЖНИКОВ И ЧЕЛОВЕК НЕПРЕРЕКАЕМОЙ ЧЕСТИ, СМИРЕННО ПРОШУ ПОСПЕШИТЬ МНЕ НА ПОМОЩЬ. УМОЛЯЮ ТЕБЯ В ТВОЕМ ВЕЛИЧИИ СНИЗОЙТИ К МОЕЙ ПРОСЬБЕ. ПОЛОЖЕНИЕ КРАЙНЕ СЕРЬЕЗНОЕ И ТРЕБУЕТ ВМЕШАТЕЛЬСТВА.

Жизор, 6 июня 1944 года

Ломуа и Лессенн забеспокоились. Профессор пропадал в колодце слишком долго. Помощники, выполняя его приказ, выбрались на поверхность, и хотя прохлада ночи и небо над головой несли отраду, обоих терзала тревога. Очутившись на воле, они тотчас уставились на дыру в земле и не сводили с нее глаз, напряженно ожидая, когда же покажется голова Клода и он поделится с ними, какая тайна скрывалась глубоко внизу. Особенно изнывал от нетерпения и нервничал Ломуа. В его душе с новой силой вспыхнула давняя страсть кладоискателя — старое как мир желание, побуждавшее его вести раскопки в окрестностях замка в поисках следов легендарного сокровища тамплиеров.

— Может, с ним что-то стряслось? — высказал предположение Лессенн.

Ломуа промолчал. Ответом стал порыв холодного ветра, растрепавший волосы и вызвавший озноб: по голым рукам парней, покрытым испариной, пробежала дрожь. Многие расценили бы внезапно поднявшийся ветер как простое совпадение, следствие каких-то атмосферных явлений, непредсказуемых, но вполне естественных. А кто-то усмотрел бы тайное знамение или даже предупреждение. Легенда о сокровище тамплиеров была не единственным преданием тех мест. Существовали и другие, намного страшнее. Их охотно рассказывали старики тем, кто соглашался послушать — торжественным голосом, исполненным благоговения. О мертвых полагалось говорить с почтением, тем более о мертвых, имевших привычку являться живым.