Чингиз Абдуллаев - Рогоносец

«Всю сумму выплатить немедленно. Я перезвоню, и мы договоримся о времени и месте. Не забудьте, что речь идет о сумме в полмиллиона долларов. От этого зависит и ваша судьба». Подписи не было. Я посмотрел на записку. Почерк незнакомый. Судя по всему, она была написана недавно. Но откуда взялись такие дикие долги? Полмиллиона долларов. Невероятная сумма, которую требовали с Мартина. Интересно, за что? И откуда у него такие деньги?

– Кто это написал? – удивился Мегрелидзе.

– Не знаю. Первый раз в жизни вижу эту записку. У него не было долгов. Это я знаю точно, иначе он бы попросил у меня денег. Но откуда взялась невероятная сумма в полмиллиона долларов? Дай записку, я посмотрю. Это не его почерк. Кто-то ему написал. И угрожал.

– И ты не знаешь, кто бы это мог быть?

– Понятия не имею. Что нам делать с этой запиской? Отдадим ее Герасимовой?

– Ни в коем случае, – сразу возразил Эдик. – Они начнут искать автора записки, и эта информация сразу станет достоянием всех. В том числе и тех, кто писал эту записку. Они лягут на дно, и мы никогда и ничего не найдем. Нужно решать иначе.

– А ты знаешь, как их вычислить?

– Во всяком случае, у нас есть преимущество, – убежденно произнес Эдуард, – пока никто не знает, что мы смогли найти эту записку. И в этом наше преимущество.

Это явно писал мужчина. Интересно, кто это мог быть? Телефоны? Нужно проверить распечатки номеров с телефонов. И выяснить, кто мог написать записку.

– Сделаем, – заверил меня Эдуард. – Я снова позвоню своим друзьям, и мы поднимем все его разговоры за последний месяц. Можешь не беспокоиться, мы вычислим человека, который писал эту записку с требованием невероятного выкупа.

– Лишь бы он был жив, – добавил я, – меня больше всего остального волнует его жизнь. Если бы только он был жив.

– Мы сделаем все, чтобы его найти, – сказал Мегрелидзе.

Я думал, самое страшное событие – сообщение о смерти Мартина, обгоревший труп в машине, пятна крови на кухне. Даже не подозревал, что самое страшное еще впереди…

Конец девяносто первого и начало девяносто второго запомнились миллионам москвичей взрывом цен, длинными цепочками торгующих на улице людей и отсутствием хлеба в магазинах. В конце декабря ушел Горбачев, распался Советский Союз. Но это волновало людей гораздо меньше, чем экономические и финансовые проблемы, свалившиеся на них к началу девяностых.

Истинный рейтинг Горбачева станет понятен в девяносто шестом году, когда он примет участие в выборах и наберет ничтожные доли одного процента. Даже на фоне расстрелянного парламента, чудовищных экономических реформ, массового обнищания, появления олигархов и больного Ельцина, фактически проигравшего выборы Зюганову, Горбачев не сможет набрать и одного процента. Это будет народный приговор, который вынесут люди этому несчастному политику. Если бы голосование проходило по всему Союзу, возможно, он сумел бы набрать больше одного процента за счет республиканских элит, неожиданно оказавшихся хозяевами в своих странах и получивших возможность бесконтрольно грабить свои народы, чем почти все и воспользовались. Начало девяностых – время сумбура и неразберихи, когда по инерции люди еще считали себя гражданами одной страны, но фактически жили уже в разных государствах.

Весной девяносто второго отец Тамары устроился на работу в частную компанию, где ему был предложен пост заместителя директора по внешним связям. Кто тогда мог предположить, что занимавшаяся переработкой нефти компания станет через несколько лет одной из самых мощных в России, а оклад тестя Нафиса будет превышать зарплату президента и премьера, вместе взятых.

К этому времени начались проблемы у отца Нафиса. Ему припомнили и последовательную антиреформаторскую позицию, и его выступления против «демагога» Ельцина, и его бывшую работу в обкоме партии. К лету девяносто второго года отец Нафиса ушел в отставку. Он собирался переехать в Казань, но там тоже он никому не был нужен. Более того, набиравший силу татарский сепаратизм уже тогда был настолько явным, что Шаймиев, прибывая в Кремль на переговоры, требовал, чтобы российские представители усаживались по другую сторону стола, как в разговоре двух суверенных государств. К этому времени демагогия Ельцина «Берите столько суверенитета, сколько сможете» дала о себе знать. Автономные республики в составе России начали требовать своего особого статуса, а Чечня просто объявила о своей независимости. Если можно Эстонии, почему нельзя Татарстану или Чечне? Эти слова Ельцина будут аукаться российскому народу еще долгие десятилетия, когда будут взрываться бомбы террористов и погибать обычные люди. В Чечне, Ингушетии, Дагестане вырастет целое поколение людей, не готовых к мирной жизни. К чести Шаймиева, он буквально в последний момент осознал, к каким страшным последствиям может привести его сепаратизм. И буквально оттянул свою республику и народ от края пропасти. Но Закиру Давлетгарову все равно не было места в новом Татарстане.

В девяносто втором году ему было только пятьдесят шесть лет. Напряженно работавший всю свою жизнь на комсомольской, партийной и профсоюзной работе, он остался не у дел в самом лучшем для мужчины возрасте. Его тяготило вынужденное безделье. Работать в коммерческих частных структурах он не хотел. Один из его бывших подчиненных предложил преподавать в институте, и он с радостью согласился – все-таки он кандидат наук, окончил Московский государственный университет. Именно поэтому он с удовольствием пошел на эти встречи с молодыми. Но преподавал в общей сложности четыре дня в неделю по четыре часа и все равно тяготился свободным временем, не зная, как им распоряжаться. Он не накопил никаких особых денег, кроме большой квартиры на Грановского, которую даже не приватизировал. Государственную дачу отобрали, служебный автомобиль тоже. Теперь семья передвигалась на метро. Если для самого Закира в этом не было ничего необычного, то члены его семьи переживали подобные метаморфозы достаточно болезненно. В начале девяносто второго Валида, которой было уже под тридцать, осознав, что все ее попытки стать известной актрисой обречены, приняла предложение знакомого канадца и уехала с ним в Канаду, бросив свой театр и свое ремесло.

Разумеется, все эти потрясения сказывались и на молодых. Тамара твердо решила не рожать еще два года, пока не окончит институт. Нафис особенно не настаивал. Он уже успел осознать, что совершил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни, когда женился на Тамаре. Дело было даже не в том, что ему не особенно нравились кульбиты с женщинами, – ему не нравилось жить именно с Тамарой. Выяснилось, что в быту сосуществовать с ней достаточно сложно. Она была не очень хорошей хозяйкой, не умела готовить и не собиралась этому учиться. А самое неприятное, что обладала скверным характером, вспыхивала по пустякам… Ради справедливости стоит отметить, что сам он довольно часто пренебрегал своими супружескими обязанностями, предпочитая читать книги или сидеть перед телевизором, пока она не заснет.