Светлана Алешина - Сладкая приманка (сборник)

Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем в коридоре раздались торопливые шаги. Я была уверена, что это за мной. От нескончаемого ожидания я была на взводе. Хотя и отдавала себе отчет, что реально прошло всего, может быть, минут десять-пятнадцать. В тишине и темноте быстро теряешь всякое представление о времени. Оно как бы останавливается…

Звук шагов поравнялся с карцером и затих, сменившись звяканьем ключей.

Я припомнила, как меня вели в карцер, и поняла, что у меня есть минуты три, максимум три с половиной, в течение которых я могла бы решить проблему освобождения от опеки Краевского…

Дверь со скрипом распахнулась, и в мою темницу ворвался тусклый свет из коридора. Сильно запахло дымом. Видно, пожар был уже совсем близко…

— На выход! — скомандовал мне охранник.

Насколько я смогла рассмотреть его в тусклом свете тюремного коридора, это был очень худой, высокий мужчина лет сорока пяти, впрочем, с возрастом я могла и ошибиться. В правой руке он держал автомат, в левой — связку ключей, наручники и карманный фонарик… Лицо усталое и изможденное… Взгляд тусклый.

«Наркоман?» — мелькнуло у меня в голове.

Но движения его были четкими и точными, никакой замедленности и незавершенности жеста, свойственных наркоманам. Нет, этот человек не наркоман…

Я тянула время, чтобы понять, кто стоит передо мной, и не выходила из карцера, медлила.

— На выход! — повторил он нетерпеливо и осветил меня лучом карманного фонарика.

Я на мгновение ослепла от яркого света, блеснувшего мне прямо в глаза. И вдруг услышала характерное покашливание…

Этот человек болен! У него — туберкулез, готова спорить на что угодно. Этот легкий, но неотвязный кашель в сочетании с изможденным лицом, худощавостью ясно говорит о туберкулезе. Подхватить туберкулез от заключенных — проще простого…

А его тусклый взгляд свидетельствует, что болезнь его воспринимается им как проблема. Отнюдь не наплевательски относится он к своему здоровью. Хочет пожить подольше. Потому и расстроен. Смерти боится. Каждый человек боится смерти. Но у большинства этот страх носит абстрактный характер. И не могут себе даже представить, что настанет когда-нибудь момент, смерть приблизится вплотную. А вот те, с которыми она уже рядом, вынуждены жить, предполагая, что каждый день может оказаться последним…

Туберкулез, конечно, можно вылечить, сейчас его трудно отнести к смертельно опасным заболеваниям, но хорошо так рассуждать, когда ты здоров, а когда каждую минуту твои легкие сотрясает кашель и ты начинаешь харкать кровью, здравый смысл как-то не срабатывает, и все, что ты знаешь о туберкулезе, уступает перед видом этих кровавых плевков… Хочется жить — и все!

Я уже знала, что охранник, который пришел за мной, постоянно думает о своей смерти. Этого, пожалуй, достаточно, чтобы его зацепить, решила я и шагнула из темного карцера в коридор.

Я стояла лицом к стене, пока он закрывал карцер на ключ. Я не видела в этом никакой необходимости, но тем не менее он делал это, что говорило только о том, что он не думает о том, что скоро этот барак сгорит вместе с карцером — независимо от того, открыт он или заперт. Его голова постоянно занята мыслью о смерти…

— Сегодня ты умрешь, — сказала я ему ровным, уверенным голосом.

Охранник вздрогнул и уронил ключи и наручники на пол. Он поднял ключи, посмотрел на меня напряженно и зло и покачал медленно головой.

— Нет! — сказал он. — Еще не скоро… Еще не скоро…

Он сделал жест рукой и сказал мне, думая явно совсем о другом:

— Выходи!

— Сегодня! — повторила я твердо, не двигаясь с места. — Через полтора часа…

Охранник посмотрел на меня растерянно. Я обратила внимание, что он не настаивал на выполнении мной команды «Вперед!», он сам уже забыл про нее. Это говорило о том, что мне удалось завладеть его вниманием, что он напряженно будет прислушиваться к моим словам…

— Но почему? — спросил он испуганно. — Почему сегодня?

Я поняла, что пора давать ему информацию. На психологической подзарядке долго его не удержать. Нужно формировать в его сознании причинно-следственную связь между смертью и Кузиным, а оттуда он уже сам придет к мысли о возможности невыполнения полученного им приказа и о неподчинении Кузину вообще.

— Так решил Кузин! — ответила я ему и начала понемногу снижать пафос нашего разговора, которому уже пора было переходить в нормальное, деловое русло… — Начальник лагеря сначала отдаст вам приказ расстрелять всех заключенных, а потом уберет и вас как свидетелей… Это произойдет через полтора часа, когда огонь будет в лагере и загорятся бараки…

— Этого не может быть! — сказал охранник. — Это же сразу вышка!

— Свидетелей не останется! — настаивала я. — Вы все умрете через полтора часа.

Я подняла забытые охранником на полу наручники, которые явно предназначались для меня, и повесила себе на пояс. Охранник даже не обратил внимания на это мое движение. Он был занят полностью собой и перспективой своей близкой смерти…

Мы так и стояли у двери карцера в коридоре, и это служило доказательством, что мне удалось установить с ним контакт и изменить его первоначальные намерения — выполнить приказ начальника охраны.

— Вспомни! — настаивала я. — Пулеметы с восточной стороны периметра сняли еще часа два назад. Там уже лес горит… Куда их установили?

— Перед воротами… — пробормотал он.

— Когда лагерь начнет гореть, что останется делать заключенным? — Я старалась подвести его к правильному ответу. — У них будет только два пути: либо в горящий лес, либо через колючую проволоку. В каком месте ее легче всего перейти?

— В воротах… — ответил охранник. — А за воротами — пулеметы…

«Наконец-то до тебя дошло! — подумала я. — Теперь нужно сформировать новую задачу, а то он так и будет пребывать в растерянности».

Но он меня опередил.

— Бежать отсюда надо, вот что! — сказал он мне и посмотрел на меня с надеждой, словно я должна была указать ему путь, которым можно было уйти из лагеря без опасности для жизни.

«А ведь я и в самом деле должна спасти этих людей, — подумала я. — Им угрожает опасность. А я — спасатель. Кто же, как не я, должен их спасти?»

Что, если и в самом деле увести заключенных из лагеря, вывести их из западни, которую им готовит Кузин? Только вот как это сделать?

Решение напрашивалось единственное — идти через горящий лес. Решение, может быть, самоубийственное, но оставляющее надежду на удачу. Можно, конечно, было напасть на ворота лагеря, открыть их и попытаться прорваться к лесу под огнем пулеметов и автоматов охранников. Но жертв в этом случае будет гораздо больше, ведь Краевский с Кузиным рассчитывали именно на попытку заключенных прорваться из лагеря через охрану и подготовились к их встрече. Вернее, к хладнокровному убийству…