Светлана Алешина - Парящая в небесах

– Кто у вас на снимках? – хрипло спросил голос.

– Ах, один джентльмен. Вполне респектабельный. У него очень красивые очки и весьма интеллигентная внешность. Вот только рядом с ним находится парень, совершенно не подходящий для его компании. Такой, знаете ли, грубоватый. В черной шапочке.

– Вы занимаетесь шантажом, – пробормотал мой абонент.

– Кто чем, – рассмеялась я. – Кто шантажом, кто наркотиками, а кто… киднеппингом.

– Чем?

– Киднеппингом, – повторила я. – Вот меня это и интересует больше всего. Вы говорите мне, куда делась одна девушка, я отдаю вам фотографии. Как вам сделка?

– Шантажистка, – снова пробормотал голос.

– Вы на это уже намекали.

– Я не знаю, о чем вы говорите… Я не занимаюсь киднеппингом.

– А Таня Глухарева?

Мне показалось, что он грязно выругался.

– Хорошо, давайте встретимся и поговорим.

– Замечательно, – обрадовалась я. – Завтра. Около десяти… – я набрала в легкие побольше воздуха. Утра? О, как бы мне этого хотелось! Но мое нетерпение может повредить, лишая нашу встречу должного эффекта. – Вечера. Возле консерватории. Пойдет?

Там помолчали, обдумывая странности моего поведения. Потом коротко бросили:

– Хорошо. Как я вас узнаю?

– Вы узнаете, – пообещала я и повесила трубку.

Ну вот, милые мои…

Теперь нам осталось совсем мало времени – о, очень мало! – на наши «таинственные игры». Наступает время предельной ясности. Подведение итогов, так сказать!

– А дело все в том, что я просто очень люблю Вивальди, – пробормотала я, сдерживая подступившие к глазам злые слезы. – Всего лишь в этом!..

Я курила пятую сигарету и уже начинала чувствовать, что их количество начинает сказываться на качестве моих несчастных легких.

Ларикова не было. Я стала терять терпение.

– Человек беспросветно одинок в этом мире, – мрачно констатировала я, глядя в черное окно. – И никакой доктор не едет. Славная песенка, но, похоже, мне с моей печалью и тоской придется доживать весь мой остаток дней.

Ну вот, Александра! Тебя потянуло на мрачные философские измышления! Именно так начинается депрессия.

– Просто все вокруг построено на лжи, – сообщила я темному окну. – И никто не собирается с этой пакостью бороться. Только я, как Жанна д’Арк, сижу тут в темной комнате, ожидая приговора.

Правда, я не помню, в какой темной комнате сидела бедная святая Иоанна, но уж в какой-нибудь точно сидела. Только сигарет у нее не было.

А в какой темной комнате сейчас сидит Таня Глухарева? И почему ее, черт возьми, никто не ищет? Как будто пропажа человека – дело житейское, так себе, маленький пустячок!

Где ее родители? Должна же у нее быть мать?

Впрочем, вполне возможно, что ее мать привыкла к исчезновениям Тани.

Такое тоже случается.

От размышлений меня оторвал стук двери. Я подняла глаза. На пороге стоял грустный и озадаченный Лариков.

– Хорошо, что ты дождалась меня, – сказал он, плюхаясь в кресло и не потрудившись снять пальто. – У нас крупные неприятности…

Я не удивилась. Чего еще можно было дождаться, кроме каких-то там неприятностей! Мне и так казалось, что их достаточно, чтобы отучиться просыпаться с улыбкой, ан нет! Вам еще принесли немножко неприятностей!

– Люда Нещадова в больнице. Пока без сознания. Ее очень сильно напугали в собственной квартире.

– На-пу-га-ли?

– У нее слабое сердце, – пожал он плечами. – Черт его знает, как это там называется. Но она пока еще в полной прострации и зрит ангелов. Кто-то из соседей сказал, что видел, как Люда зашла в квартиру. Потом услышал ее крик, рванул туда. Клянется, что видел мелькнувшую фигуру – бросился за ней. Но этот тип был стремительным и худым, а наш сосед – толстяк с ужасной одышкой. Он уверяет, кстати, что это подросток! Представляешь? Он скрылся из виду, мужчина наш плюнул в сердцах и вернулся к Нещадовой, надеясь, что там все в порядке. Квартира была открыта, он вбежал. Люся лежала на полу. Лицо синее, глаза распахнуты – он сначала подумал, что она уже отошла в мир иной. Но, слава богу, обошлось. Он вызвал «Скорую» с милицией. Вот такие дела, брат…

– Так грустно, что хочется курить, – сказала я. – Потрясений у меня за сегодняшний день на сто жизней вперед! Можно поделиться.

– Поделись, – предложил он.

– Сначала сними с себя это холодное пальто, – предложила я. – А то от тебя морозно.

Делилась я с ним своими «потрясениями» весьма основательно, но он терпеливо выслушал меня и, когда я закончила, сообщил:

– Цены вам нет, моя маленькая Александрина!

– Да уж, – саркастично усмехнулась я. – В смысле бестолковее меня не сыщещь?

– Брось, – отмахнулся он. – Ты с самого начала невзлюбила «трудовиков», так?

– Их вообще-то чрезвычайно трудно полюбить.

– Но именно ты настаивала на том, что все это связано!

– Ты особо не протестовал.

– Ладно, оставь свои скромные взглядики в пол! Теперь у нас все наконец-то складывается! И это благодаря тебе.

– Да не мне, а случайности. Понимаешь, этот тип встретился со мной случайно!

– А если нет?

– То есть как это?

– А если все дело в фотографиях? Смотри сама. Нещадов тебя видел. Так? Мещерский тоже тебя видел. Ты вообще с этой девочкой нарисовалась. Значит, ты им была известна. Он знал, что ты детектив.

– Нет, – начала протестовать я, но остановилась.

А ведь знал! Я же сказала ему это в нашу первую встречу! Сказала и забыла! Так ли случайно, что Аркадий оказался со мной рядом? А если он, черт бы его побрал – поскольку нельзя же столь цинично играть девичьими чувствами, – за мной следил?

– Какая же я дура, Ларчик! – простонала я. – Какая дура!

– Нормально, – кивнул головой Ларчик. – Ты не дура. Ты просто еще местами ребенок. Умненький, но ребенок. Но позволь мне договорить. Значит, он знает, что у тебя на руках компромат. «Трудовики» начали баллотироваться. Наркоманы никого не проймут. А вот… Ты сфотографировала их в тот момент, когда они издевались над этой девчонкой-инвалидкой?

– Конечно. Как я могла остаться без такого кадра?

– Вот он и напрягся. Не пойму только, с чего им вдруг пришло в голову убивать соратников.

– Этого и я не могу понять, – развела я руками. – Как и того, зачем они спрятали Таню Глухареву.

– Ну, Таня эта тут может быть вообще ни при чем. Ты же сама сказала, что он удивился!

– Или сделал вид, что удивлен. Эта Таня вообще странная. Например, где ее родители? Почему ее ищу только я? Она что, никому, кроме меня, не нужна?

– Постой, – сказал Ларчик. – Ты говоришь, она сама ушла из университета…

– Да.

– А это значит…

Он замолчал.

– Что это значит? – спросила я.

– Что они вполне могут не знать, где она. Она спряталась. Человек, которого похищают, сам из университета не уйдет! Только если по определенным причинам этот человек не хочет, чтобы окружающие знали, где он находится! А это говорит об одном – Таня прячется. А почему она это делает – нам пока, увы, неизвестно. Ладно, лучше поведай мне, встретит ли тебя Пенс?