Назим Зейналлы - В Париж на поминки

− Гонисува.

− Малик, − и осторожно пожал протянутую ручку. Она засмеялась, повернулась к Фуаду и что-то сказала. Оказывается она здоровалась со мной на японском. Тогда она ещё раз протянула ручку и сказала:

− Юсико.

Я не понял и удивлённо посмотрел на неё и Фуада.

− Её зовут Юсико, это её имя, − медленно сказал он и добавил так же медленно. − А имя переводится с японского ”журавлик”.

— Фофа, откуда ты знаешь японский? — удивлённо воскликнул я и сел на бордюр. Фуад задумался и внимательно посмотрел мне в глаза. Чувствовалось, что он не знал, что мне ответить.

− А с чего ты взял, что я говорю по— японски?

− Но ты же только что беседовал с ней и насчёт этого журавлика…..

Фуад улыбнулся и хлопнул себе по лбу:

− Она же мне на французском отвечала. Ты что, не понял? − объяснил он и с усмешкой добавил. − Это всё последствия обильной еды. Хорошо, вставай! Теперь немного духовной пищи нам не помешает.

Я покачал головой и, зевнув во весь рот, встал.

− Шумно здесь, ты иди, наслаждайся духовной пищей, а я погуляю немного. Надо подумать, как нам быть. Я пошёл…

− Подожди. К шести тебя Николь ждёт. Ты помнишь? − и подмигнул мне

− Спроси что-либо полегче. Я ещё не решил.

− Ну и напрасно. Такая женщина! И по размеру тебе подходит.

− Хорошо, бери эту с пагодой на голове и иди. Не загуляй, завтра с утра улетаем. Жду тебя в отеле.

− Не беспокойся, через пару часов я буду, мы сегодня успеем ещё пойти на Парижский мотор-шоу, − и весело беседуя с японочкой, скрылся в толпе.

Я решил пройти по мосту в Латинский квартал и подальше от этого шума продумать дальнейшие наши действия. Все эти дни мы что-то старались сделать, но нельзя сказать, что успешно, результат близок к нулевому. Аслан, я думаю, сказал нам всё, что знал и заинтересован помочь нам. Все друзья и знакомые Аслана теперь подключены к поиску. Только найдя Арама, мы сможем выяснить всё, что связано с этим злополучным гаражом. Вся беда в том, что мы не можем найти его, и где его искать, не знаем. Кроме двух московских адресов, квартиры и офиса, нам практически ничего неизвестно. Офис, как я понял, находился в центре по улице Тверская — Ямская, за рестораном «София» в пятиэтажном доме постройке тридцатых годов. Недалеко от дома, насколько я помню, должна быть старая кирпичная баня с парилкой, банщиком был там татарин с русским именем Василий. После парилки, массажа и бокала холодного пива начиналась новая жизнь, но всё это было давно, ещё в советское время, и вряд ли эта баня, да и ресторан ещё стоят на прежнем месте. Отвлёкся, надо будет завтра прямо из аэропорта заехать к Араму на квартиру или офис, к этому времени, мы надеемся, его найдут. Встретиться, постараться во всём разобраться и первым же рейсом домой в Баку.

Аслан знал его отца ещё с далёких семидесятых годов. Отец Арама работал сапожником в центре Москвы, недалеко от Малого театра. Вернее сказать, чистильщиком обуви в маленькой будке. В Москве и, особенно, в центре все обувные будки принадлежали ассирийцам. Эти будки были обклеены портретами членов Политбюро ЦК всех времён, в центре, конечно, портрет великого генералиссимуса Сталина и по бокам полуголые девицы из польских журналов. Аслан менял советские деньги на валюту у иностранцев, прятал в их будках и к концу рабочего дня забирал. Валюта пряталась в тайнике за портретом отца всех народов. Все получали свою долю и были довольны. Это продолжалось долго, пока в начале восьмидесятых Аслана не арестовали. Он был предупреждён, поэтому никакой валюты при нём не нашли, обыскали всё и даже будки. Допрашивали его каждый день и подолгу, но он никого не сдал, за что андроповские сатрапы дали ему максимальный срок − восемь лет. За этот поступок в тюрьме ему предоставили одиночную камеру, но камерой её можно было назвать с большой натяжкой, это было комната со всеми удобствами. В комнате был телевизор, радиоприёмник и только появившийся немецкий видеомагнитофон. Вдоль стен висели балыки, вяленое мясо и колбасы. Бар постоянно пополнялся новыми напитками. Выполнялись любые желания осуждённого, вплоть до самых невозможных. Продолжалось это недолго, и с приходом Горбачёва он оказался на свободе, в окружении своих деловых друзей. Тогда и попросил отец Арама пристроить своего шалапая к “делу”. Шалапай оказался довольно смышленым и быстро пошёл в “гору”, но в конце восьмидесятых профессия валютчика пала смертью храбрых. Наступило время больших возможностей и очень больших денег. Дороги прежних деловых партнёров разошлись, но дружба и взаимная выручка осталась. Некоторые особенно одарённые из них стали олигархами и известными людьми. Ассирийцы заняли нишу азартных игр в Москве. Игровыми автоматами были забиты все кинотеатры и подземные переходы. Затем для них наступила новая эра − эра казино. Но Арам почувствовал в себе способности экстрасенса, говорят, занялся гипнозом и даже пробовал оживлять мёртвых. В последние годы Аслан мало слышал о нём, но знал, что он купил квартиру и офис в центре Москвы, не женат и занимается не совсем понятно чем. Про таких говорят − “ тёмная лошадка”.

Не решив, куда направить свои стопы, свернул за угол, где слышалась музыка и звон бокалов. Народа внутри бара было немного, это была группа американских туристов, и как понял, сегодня у них был прощальный вечер перед отъездом на родину. Я сел за стойку бара у телевизора и подальше от шумных заокеанских гостей. Пока я присматривался и прикидывал, бармен поставил передо мной бокал пива. Я вопросительно посмотрел на него, в ответ он пальцем указал в сторону туристов. Я повернулся и поблагодарил кивком, в ответ услышал крик одобрения и овации. В этот момент зазвенел телефон, и я на автомате нажал на зелёную кнопку.

− Что за веселье у вас? − услышал я встревоженный голос Сафы.

− Да нечего такого, это американские туристы гуляют.

− Вы что, опять пьёте?!

− Нет, конечно.

− А почему так шумно?

− Радуются люди, что наконец уезжают из этой страны.

Сафура задумалась.

− А мы здесь ещё, завтра утром в Москве и сразу вылетаем в Баку. Не беспокойся. Конечно, всё уладим.

− Я не успела с тобой поговорить днём, поэтому и беспокоюсь. Ты всё выяснил? Ко мне звонила Рафига, вся на нервах.

− Всё нормально. Старайся без причины на улицу не выходить. Пока, − успел только сказать и выключил телефон.

Ко мне пошатываясь, подходил здоровенный американец в белой футболке с надписью во всю широкую грудь “New-York”, помятой клетчатой рубашке нараспашку, кроссовках на босу ногу и с полупустым пивным бокалом. Только пьяная улыбка на его губах вселяла надежду, что всё закончится благополучно. Он отодвинул рядом сидящего, сел на соседний стул и взглянув на меня, вступил в разговор: