Назим Шихвердиев - Зачем нужны хирурги?

В этой книге речь пойдет о том , кто такие хирурги и как ими становятся, о годах жизни, подаренных ими пациентам, о том, что хирурги нужны, в частности, для сохранения жизни отдельных индивидуумов (при этом затрагивая вопрос, а все ли достойны?).

Они нужны чтобы остальные люди тоже поняли цену человеческой жизни, для поддержания боевого духа у народа и его армии (хирургия и война), для того, чтобы «карась в пруду не дремал» (поддерживать тонус во врачебной среде), чтобы помогать развивать новые технологии, чтобы демонстрировать миру неограниченность возможностей человеческого организма, чтобы шутить и быть объектами шуток, ну и так, на всякий случай.

Все приходят в хирургию разными путями. Я, например, во-многом случайно, но задержался там на сорок лет. Медицина мне никогда особенно не нравилась. Я считал ее чисто женской профессией. Однако она очень нравилась моей матери. Мама была мудрой женщиной и никогда меня не уговаривала стать врачом. Однако в старших классах был в моей жизни непродолжительный период, когда я несколько раз умудрился попасть в травмпункт в качестве пациента.

В первый раз в начале августа мы пришли с рынка. Я быстро занес домой сумки и убежал играть в футбол, но не прошло и пяти минут, как вернулся со словами: «Кажется, я сломал руку». Мать была в шоке – когда успел? А я просто неудачно наступил на мяч и упал на левую руку. Диагностировать перелом было несложно даже мне, никогда ранее их не видевшему. Рука в предплечье просто перегнулась.

В травмпункте наложили гипс на три недели, и к 1 сентября я пошел в школу без гипса. Поводом для следующего визита послужило то, что я дома наступил на иголку. На полу у нас лежал ковер. Я всегда любил ходить без тапок. Однажды, идя по ковру почувствовал резкую боль от того, что на что-то наступил. Посмотрел – из подошвы торчит иголка с ниткой. Я потянул за нитку, и иголка вылезла. Однако недели через две эпизод повторился. Правда я был уже в тапках, но это не помогло – игла с ниткой вошла не через их плотную подошву, а чуть сбоку через материю. Опять же я потянул за нитку, но она оборвалась, а половинка иглы, вошедшая ушком вперед, осталась в моей стопе. Снова поход в травмпункт, где из разреза на стопе хирург иглу удалил.

Затем были еще визиты из-за того, что на уроке химии в глаз брызнула кислота, потом сломал палец на руке во время шутейных баталий на школьных переменах. До сих пор помню, как возвращался в школу с загипсованным пальцем. Мать работала учительницей в той же школе и случайно увидела из окна актового зала, сына, гордо несущего перед собой подвешенную на повязку руку с гипсом на большом пальце. Все это случилось на протяжении трех-четырех месяцев. Мать меня не ругала, но несколько раз подчеркнула, какие замечательные люди врачи-хирурги.

Потом я окончил школу и поступил в Военно-медицинскую академию. Туда я еще был готов поступать, потому что отец мой был военным летчиком и погиб в авиакатастрофе, когда мне было 7 лет.

Второй запомнившийся мне эпизод, положительно настроивший меня в отношении хирургов, был на кафедре анатомии. Её нам преподавал Игорь Константинович Конкин, который, с его слов, успел до этого пару-тройку лет прослужить в войсках в качестве военного хирурга. Говоря о тех или иных анатомических особенностях, он всегда делал акцент на то, как они могут отразиться при необходимости проведения в этой зоне хирургического вмешательства. Это впечатляло.

На первом курсе многие из нас хотели стать именно хирургами, но к выпуску приоритеты поменялись. к операционному столу никто особенно не рвался. Я тоже. Но у меня был свой личный аргумент. В конце третьего курса у меня возникла экзема на левом предплечье, в связи с чем мне казалось, что хирургия – это теперь не для меня, потому что предплечья надо обрабатывать достаточно едкими растворами (первомуром). Правда, с экземой я справился самостоятельно и, как оказалось, вполне радикально, а судьба все же окольными путями привела меня в клинику госпитальной хирургии.

Я с первого курса проявлял интерес к науке и участвовал в работе различных кружков научного общества слушателей. В итоге на пятом курсе попал на кафедру кожных болезней. Там я, во-первых, вылечил свою экзему, а во-вторых, был командирован в иммунологическую лабораторию клиники госпитальной хирургии. Таким образом территориально до хирургии я добрался.

На этой же кафедре интенсивно работал мой близкий друг и однокашник Бекир Бадуров. После окончания академии мы не перестали общаться. Более того, общаемся до сих пор. Именно он с его практичным мышлением, когда возник вопрос о продолжении учебы после обязательных нескольких лет службы в войсковом звене, посоветовал мне обратиться к Юрию Леонидовичу Шевченко, работавшему преподавателем и начальником отделения в этой самой госпитальной хирургии. Я так и сделал. В итоге на протяжении двух лет я все отпуска и положенные молодым специалистам рабочие прикомандирования проводил в этой клинике. В общем «засветился». В одно из таких прикомандирований даже придумал какое-то рационализаторское предложение по иммунологическим исследованиям, что вызвало неподдельное удивление у начальника кафедры профессора Михаила Ивановича Лыткина. Сейчас я понимаю, что важен был не сам факт моей придумки, а то, что о ней доложили шефу и доложили «правильно». В общем, я попал на заметку.

В итоге после трех лет в войсковом звене, я поступил в адъюнктуру, и вся моя жизнь плавно перетекла в хирургическое русло. У каждого – свой путь в эту специальность. Вот так хирургом стал я. В клинике мне сразу объяснили, что хирургия – не профессия, а образ жизни. с тех пор так и живу.

Существуют темы вечные. Одна из них – предназначение человека. Всю жизнь сомневался, на своем ли месте я. Теперь уже не сомневаюсь – на своём. И не потому, что поздно уже что-то менять. На самом деле ничего не поздно. Всю жизнь я провел в хирургии, и не сильно жалею, потому что мне это нравилось. Занялся сейчас написанием книг, тоже нравится. Сделал бы наоборот, ничего бы не получилось. Всему свое время, и до всего надо дозреть.

В хирургии и сейчас в свои шестьдесят шесть тоже не чувствую собственную ненужность. Даже более того, как никогда ощущаю пользу от личного профессионального общения с молодыми. Кому-то надо разъяснять ситуацию в тесной привязке к конкретному частному случаю, кого-то надо поддержать, кого-то простимулировать, кого-то держать в тонусе, а кого-то и просто, извините, «вздрючить». Иногда надо, а, нередко, просто необходимо.

Мы не всегда понимаем собственное предназначение. Человеку кажется, что он великий артист, великий хирург, а, оказывается, он – действительно великий, но организатор, или в современном варианте менеджер. Главное, чтобы нашел себя и получал от этого удовольствие. Не надо искать в себе несуществующие гениальные способности, не надо устранять для этого несуществующие недостатки. Как сказал еще в советские времена о причинах отсутствия успехов у нашей футбольной сборной один из бразильских тренеров, ваши специалисты все время работают над устранением недостатков игроков, а мы совершенствуем их достоинства, и у каждого нашего парня индивидуально.