Валерия Леман - Восьмерка, которая не умела любить

— С какой это стати? — взвилась Ольга. — Я нахожусь в своем собственном доме и не позволю…

— Ах, в собственном доме? — прервал ее Васек. — Ну так и хозяйничай в нем сама!

И с этими словами он демонстративно удалился пить кофе на кухню.

— Кто хочет кофе? — крикнул он оттуда. — Кофейник здесь.

— Я согласен с Васьком, — проговорил я, тоже поднимаясь. — Раз Ольга решила вернуться домой, она должна проявить о нем, что называется, женскую заботу — убираться, стирать, готовить еду. Сейчас, кстати, самое время приниматься за консервирование на зиму: огурчики, помидорчики, прочие соленья, варенье из груш…

Ольга чуть не задохнулась от возмущения. Я торопливо покинул террасу, оставив Заки успокаивать разгневанную богиню. В конце концов, чем раньше сестрица разоблачит перед ним свой истинный облик, тем лучше для всех.

На кухне я налил себе кофе, заговорщически перемигнулся с Васьком, и мы оба расползлись по своим берлогам: я поднялся по лестнице в кабинет, а он отправился в каморку под лестницей.

В этот вечер Ольга впервые мыла посуду.

Для кого-то ночь — повод видеть сны, а для меня это счастливая возможность сосредоточиться на главном. День с его светом и шумом утомляет, сбивает с толку, ночь дарит тишину. Когда голова моя пуста от забот и печалей, я смотрю на луну и размышляю о смысле жизни; когда дел невпроворот — обдумываю, как лучше от них избавиться.

Тем не менее в эту ночь я уснул как убитый — сказалась предыдущая бессонница. Но, проспав без сновидений четыре часа подряд, я проснулся с легкой, светлой головой, готовый к новым подвигам и свершениям. Было три часа ночи. Я накинул халат и, стараясь не шуметь, спустился вниз.

Как и следовало ожидать, чайный диванчик в гостиной был застелен лишь для приличия — естественно, Заки воспользовался ситуацией и теперь блаженствовал на моем широком ложе в объятиях Ольги, в то время как я… Впрочем, я быстро взял себя в руки. Сестра уже большая девочка, а Заки — мой друг и гость. Пусть себе.

Завернув на кухню и включив одну маленькую неоновую лампочку над плитой, я заварил себе кофе в турке на одну чашку, а пока напиток богов настаивался под крышкой, смотрел в ночной сад.

Удивительная вещь — ночь. Мягкий стрекот кузнечиков, отдаленный шум города, непроницаемая темнота, словно обволакивающая все кругом, делающая самые обыденные вещи таинственными и полными скрытого смысла. Летом я редко закрываю дверь кухни на ночь: дом окружен высоким каменным забором, а в тяжелой металлической двери под аркой и во въездных воротах — надежные замки. Сейчас стеклянная дверь также была открыта, и можно было прекрасно слышать все доносившиеся из сада звуки. Не чувствуя никакого желания спать, я вышел на террасу — просто подышать воздухом.

Вот тут до меня и долетел первый подозрительный звук: словно бы кто-то осторожно прикрыл чуть скрипнувшую металлическую дверь в ограждении. Я замер, затем отошел в тень дома, прошел вдоль стены до угла и осторожно выглянул. Темный неясный силуэт скользнул ко входу и открыл дверь — конечно же, ее никому не пришло в голову запереть на ночь. Чувствуя, как сердце выпрыгивает у меня из груди, я бросился следом и замер на пороге.

Короткий коридорчик-прихожая, где, по замыслу архитектора, приходящие должны разуваться и снимать пальто и шляпы (кстати, никто никогда этого не делает), вел через широкую арку в гостиную. Здесь в центре красовался чайный диванчик, для камуфляжа разложенный и застеленный аморальным Заки, который, должно быть, думал таким образом обмануть мою братскую бдительность. Он даже сложил под одеяло свое барахло, чтобы создать видимость лежащей фигуры. Вот в эту горку одежды под одеялом и выстрелил из пистолета с глушителем незнакомец.

Я так растерялся при виде этой картины, наполовину скрытой мраком, что отпустил створку входной двери, и та за моей спиной скрипнула. Непрошеный гость немедленно развернулся в мою сторону. А я инстинктивно кинулся вправо, намереваясь спрятаться за широкими креслами от следующей пули-дуры. В темноте мои маневры не были столь очевидны — незнакомец выстрелил наугад и, разумеется, попал в мой голландский аквариум, в который я вложил столько сил, средств и души. Раздался страшный треск, на пол хлынула вода, а сверху недовольный голос Ольги потребовал тишины. Незваный посетитель кинулся к дверям. Я, опрокинув кресло, — за ним. И, естественно, по закону жанра споткнулся о задравшийся край ковра, упал, что дало злоумышленнику возможность беспрепятственно выскочить вон из дома. Когда наконец я выбежал во двор, его и след простыл — калитка в стене ограждения, раскачиваясь, скрипела, а снаружи раздался звук сорвавшейся с места машины. Я вышел из ворот и посмотрел вдоль освещенной фонарями улицы — ловить было нечего.

А когда вернулся в дом, в гостиной уже горел свет и вовсю шла работа: Ольга, Заки и Васек в армейских черных трусах до колен молча спасали моих несчастных рыбок, собирая их в самый большой осколок аквариума с остатками воды. Я выволок из маленького чуланчика за кухней десятилитровую бутыль, в которой матушка когда-то гнала изумительный самогон, налил в нее воду из специального бассейна рядом с террасой, и все принялись скорбно перетаскивать в этот импровизированный аквариум задыхающихся петушков, сомиков, гуппи и телескопов.

Любопытный факт — никто не спросил, в чем дело. Наученные горьким опытом последних дней, все мгновенно поняли, что это была очередная неудачная попытка отправить Заки на тот свет. Ольга только обронила, в перерыве между спасением рыбок взглянув на насупленного Заки: «Бедняжечка». А Васек сдержанно добавил: «Да уж». На этом первые общие комментарии закончились.

После подобных событий, ясное дело, в сон уже больше никого не клонило. Мы с Васьком установили бутыль с рыбками на тумбу, на которой прежде стоял аквариум, убрали битое стекло, и я тут же пропылесосил ковер, чтобы избавиться от мелких осколков. Заки принялся разбирать ворох одежды на диване и с возмущением сообщил, что джинсы и майку теперь можно выбросить, поскольку, свернутые в рулон, оказались простреленными в нескольких местах. Диван тоже пострадал. Подробно осмотрев поверхность, я обнаружил два отверстия, опаленные по краям, и, поковырявшись ножом, извлек пули, которые разбирающийся в стрелковом оружии Щекин с важным видом определил как «дамский» калибр. Замотанная в простыню Ольга зачарованно смотрела на Заки, напяливающего простреленные джинсы.

— Я хочу есть, — заявил он, обиженно пялясь на дырки от пуль. — Милая, принеси мне сигару из коробки.

Ольга кинулась наверх, а мы, трое бравых парней, направились на кухню, где Заки немедленно вынул из бара бутылку коньяка и начал пить прямо из горлышка. Я не стал делать ему замечания — человек, на жизнь которого дважды за короткий срок покушались, имеет право на определенные поблажки.