Валерия Леман - Восьмерка, которая не умела любить

Лиманский являлся редактором иллюстрированного журнала, Кася была фотографом. Она могла работать у него, что и обусловило приглашение шефа на таинственную вечеринку, к которой я все время мысленно возвращался.

Зачем было собирать у себя столь разных людей? Почему на записи не видно ни одной девушки? Кто вел съемку? И почему видеосъемка столь резко оборвалась? Стоило наведаться в редакцию журнала «Сэр», чтобы попытаться раздобыть чуть больше информации о покойном. Быть может, это выведет меня на подробности жизни Каси?

Я поднялся в кабинет, достал белую папку и подколол к газетному архиву свои записи, после чего спустился вниз.

В гостиной все так же в ползвука работал телевизор. Очевидно, для рыбок в аквариуме, потому что других живых существ в комнате не наблюдалось. Я прошел на кухню.

Здесь тоже никого не имелось, хотя глиняные горшочки с благоухающим жарким были горячими, словно их только что вынули из духовки. На столе на террасе были расставлены плоские тарелки и даже нарезан хлеб. И — никого.

Почувствовав тревогу, я направился к мягко освещенной изнутри оранжерее и, пройдя в ряд кофейных деревьев, увидел склонившегося над молодым кустом Васька.

— Ты чего? — удивился тот, бросив на меня короткий взгляд и тут же распрямляясь. — Что-то случилось?

— Не знаю. — Я для чего-то огляделся. — Кажется, Заки пропал.

— Пропал? — еще больше удивился Васек, снимая испачканные землей перчатки. — Хм, только что резал хлеб на террасе. Я лично достал жаркое из духовки и, пока горшочки остывают, решил закончить свою работу здесь, а Заки попросил нарезать хлеб. Куда же он делся?

Хотел бы я это знать! С другими людьми подобных вопросов просто не возникает, но мой друг — особый случай. Заки способен встретить снежного человека или быть укушенным акулой в центре Москвы, утонуть в ванне — перечислять варианты можно бесконечно. Я внезапно проговорил вслух детскую считалочку: «Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать». Васек посмотрел на меня как на больного и промолчал. А что тут скажешь? Если Заки не найти…

И я пошел искать.

Васек с явным удовольствием остался в доме за хозяина — поедать жаркое по-деревенски в горшочках и пить коньяк, а я, не рискнув сесть за руль моего лимонного «Пежо», прошелся с полквартала, прежде чем поймал такси.

Вопрос «Где искать Заки?» остался бы без ответа, если бы я стал строить предположения о том, что могло случиться с моим другом в те пять-десять минут, что тот резал хлеб на террасе. Повторюсь, список возможных его приключений безграничен. Поэтому я просто отправился в доброе старое общежитие Школы на Галушкина, чувствуя необъяснимое доверие к этому варианту.

Впрочем, возможно, дело тут не в моей изумительной интуиции, а в простом знании предмета, то есть Заки. Легко представить, как он, нарезая хлеб и чувствуя себя при этом глубоко несчастным, мысленно накручивает одно на другое: статус главного подозреваемого в убийстве, присутствие невидимого убийцы, смерть Каси… В конце концов, его нежная натура должна была возопить: «Хочу радости, веселья, удовольствий!» Заки просто обязан был кинуться в омут разгула, чтобы не умереть от страха и тоски. А уж лучше общаги, где прошла его бурная юность, для разгула ничего не придумаешь.

Уже начинало темнеть, когда я подъехал к шестнадцатиэтажной махине общежития с ярко освещенным стеклянным входом под козырьком. Сидя на ступеньках, молодые латины курили, что-то бойко обсуждая на своем гортанном языке. Входная дверь была вдребезги разбита (кто-то смел осколки в угол), и я в очередной раз восхитился темпераментом вгиковцев — нигде больше не пьют с таким размахом. Что ж, если Заки здесь, то его легко понять.

А он действительно оказался здесь — у давешних экономисток на пятом этаже. Сидел, по-турецки скрестив ноги, посреди разложенного двойного дивана и с чувством исполнял свою любимую песню про «конфетки-бараночки». Одно это уже говорило о хорошей кондиции.

— Брат! — закричал Заки развязно, едва я появился в комнате. — Представь себе, я был прав — Света не экономистка, а киновед. Скажи ему, Света!

Я сел у стола рядом с той самой девушкой, показавшейся мне сейчас даже еще симпатичнее, чем в прошлый раз. Она благосклонно улыбнулась, грациозно налила мне чаю и подтвердила, что учится на киноведческом.

— Здесь я просто в гостях у девочек, а вообще-то мои апартаменты на десятом. Так что приглашаю, заходите, если что.

«Если что»! Я посмотрел на длинные голые ноги Светы и решил, что это самое «если что» случится очень скоро.

— А где же хозяйки? — продолжил я светскую беседу.

— Отправились за спиртным, — лучезарно улыбнулась киноведка. — У нас ведь тут целый детектив: погиб знакомый Заки, и в него тоже стреляли.

— Стреляли? В него?

Если они оба хотели меня удивить, то это им вполне удалось: я едва рот не разинул от удивления. Впрочем, тут же уточнил другой аспект.

— Убитый знакомый, вот как… — Я повернул голову и грозно уставился на Заки, невинно устремившего на меня прозрачные глаза. — Значит ли это, что ты признал в редакторе «Сэра» закадычного дружка, или убит кто-то еще?

Заки вместо ответа предпочел вздохнуть и скромно отвести взор в другую сторону. С милым достоинством он сидел, сложа ручки, все в той же позе турка, глядя куда-то вдаль.

— Никого я не признал, — все же соизволил ответить он наконец. — Просто, раз мы вместе гуляли, значит, были знакомы. Его застрелили, и вот теперь — моя очередь.

— Ты видел входную дверь? — встряла в беседу киновед Света. — Так вот, разбилась она от выстрела. Стреляли, когда Заки заходил в общежитие. Его спасло только то, что он споткнулся. Но, разумеется, об этом никто не знает, кроме нас, — все, включая вахтершу, решили, будто кто-то кинул камень.

Заки все смотрел куда-то мечтательно. Я встал и двинулся к нему, преисполненный решимости силой вытрясти из его тщедушного тела все, начиная с причины внезапного исчезновения из моего дома. Но тут дверь блока распахнулась и ввалилась целая орава девушек и парней — очевидно,

вернулась делегация, отправившаяся за запасом спиртного.

Все закружилось. Немедленно загремела музыка, пространство обеих комнат блока, а также прихожей с ванной и туалетом заполнилось людьми, голосами, визгом. Девушки принялись расставлять на столе бутылки, рюмки и стаканы, танцевать, галдеть и виснуть на парнях, включая меня. Тут мне на помощь пришла Света, усадив рядом с собой и спросив, что я предпочитаю — коньяк, водку или пиво. Я предпочел коньяк.

— За что будем пить? — визгливо выкрикнула щупленькая блондинка в шортах.

— За любовь! — томно замяукали девицы, хихикая.