Сэйтё Мацумото - Черное евангелие

— Нас предали! — с трудом переводя дыхание, ответил отец Билье.

— Что? Кто предал?

— Японец, один презренный японец!

Отец Мартини ничего не понял. Он в недоумении развел руками.

— Как это случилось? Что с вами? Почему вы так испуганы?

— Окамура, ваше преосвященство, Окамура! Он наш прихожанин, работал вместе с Тасима для нашего общего дела, да благословит наш труд всевышний. Но этот презренный японец, продавшись дьяволу, решил, видно, прежде всего позаботиться о собственном брюхе и донес на нас в полицию.

Всю эту тираду отец Билье произнес единым духом.

Мартини сообразил, наконец, в чем дело, и не на шутку встревожился. Конечно, предатель — это безводное облако, гонимое ветром, это бесплодное, засохшее дерево, это морская волна, прикрывающая свой стыд пеной. Ему уже уготована вечная тьма. Все это так, но не должен же орден святого Василия пострадать из-за какого-то презренного японца. Допустить, чтобы на церковь пал позор, чтобы об этом узнали… Нет, этого ни в коем случае не должно случиться!

Епископ Мартини совещался с отцом Билье более часа.

И как раз к концу их беседы два полицейских агента вошли в церковный двор, где их встретил дежурный священник.

— Ну, отец Билье, идите! — Лицо Мартини выражало печальную торжественность.

— Да, иду, ваше преосвященство, — ответил Билье таким тоном, будто его посылали на казнь.

Представителей полиции пригласили в приемную. С приветливой улыбкой отец Билье усадил их в кресла. В непривычной обстановке агенты чувствовали себя стесненно.

— Чем могу служить? — спросил отец Билье на прекрасном японском языке.

— Нами задержана группа лиц, занимавшихся незаконной торговлей сахаром. Главарем их был некто Тасима Китаро. Так вот, они показали, что сахар получили в вашей церкви. Это правда?

— Я, право, ничего не могу вам сказать о торговцах, но что касается Тасима, то действительно он брал у нас сахар, — с подкупающей улыбкой ответил отец Билье.

Агент всем телом подался вперед.

— А что это за сахар? — быстро спросил он.

Отец Билье, конечно, ждал этого вопроса. Он достал документ, написанный на европейском языке, и положил его перед агентом.

— Это импортное разрешение, — объяснил отец Билье, так как агенты, к сожалению, не знали иностранных языков, — наша церковь принадлежит ордену святого Василия, который имеет свои церкви во всем мире. Этот сахар прислали американские приходы нашего ордена, чтобы помочь местным прихожанам, испытывающим материальные затруднения. У нас нет незаконных товаров. Мы получили сахар по официальным каналам.

— А как вы распределяете этот сахар?

— По всем нашим церквам. Это разрешено вашим правительством.

— Но ведь Тасима занимался настоящей спекуляцией!

— Церковь этого знать не могла. Тасима — наш прихожанин, но мы не поручали ему продавать сахар, — решительно заявил отец Билье. — Если он решил сбыть продукты на сторону, то это его проступок, мы тут ни при чем.

— Выходит, что этот Тасима распорядился сахаром по своему усмотрению? Я вас правильно понял?

— Конечно.

Агенты переглянулись. Кажется, большего тут не добьешься. Объяснение показалось им убедительным. Надо искать Тасима.

Малолитражный «рено» отца Билье остановился у великолепного особняка, возвышавшегося неподалеку от дороги на склоне холма.

Оставив машину у ворот, отец Билье по длинной отлогой дорожке, обсаженной цветами, направился к дому. В вестибюле его встретила горничная и пригласила в гостиную: по-видимому, отец Билье был всегда желанным гостем в этом доме. Хозяйка появилась сразу. Это была уже пожилая дама, лет пятидесяти, с благородной осанкой и тонкими чертами лица.

— О сударыня! — воскликнул отец Билье, делая вид, что собирается упасть перед ней на колени. — Нашей церкви угрожает опасность! — И он рассказал ей об истории с сахаром, продажа которого прихожанам имела целью облегчить материальные затруднения миссии и помочь ордену в распространении его учения. Он рассказал и о восстановлении церкви святого Гильома после прошлогоднего пожара, что тоже потребовало больших денег. Церковь распределяла сахар орденским приходам и учреждениям, но один нечестный японец, воспользовавшись доверчивостью святых отцов, продал сахар спекулянтам «черного рынка».

На благородном лице хозяйки особняка появилось выражение сочувствия.

— И вот из-за этого негодяя, — перекрестившись, продолжал отец Билье, — церковь попала в беду. Подумайте только, полиция заподозрила в спекуляции и нас! Но наша совесть чиста, мы ничего дурного не делали…

Отец Билье пустил в ход все свое красноречие и в нужном месте ввернул даже цитату из библии. Он знал, что это производит впечатление.

— Вам известно, сударыня, что наш орден существует здесь уже почти пятьсот лет, но, если говорить правду, мы не так могущественны, как другие, и, отдавая себе в этом отчет, мы стремимся расширить нашу деятельность. И тут вдруг такая неприятность!..

Наконец отец Билье решился прямо сказать о цели своего визита.

— Нельзя ли при содействии вашего супруга как-нибудь уладить это дело, не дав ему официального хода?

Отец Билье знал, к кому обратиться, — муж хозяйки дома был одним из высших чиновников японской юстиции.

— Я все поняла, — участливо кивнула хозяйка, — я ведь тоже верующая, и это недоразумение меня очень огорчает. Церковь не должна страдать из-за какой-то ерунды. Я немедленно сообщу мужу и попрошу его принять меры. Не стоит об этом больше беспокоиться.

Уверенный тон владелицы особняка успокоил отца Билье, тем более что он знал, какое влияние она имеет на своего мужа. Да и на себя он рассчитывал не меньше, будучи убежден, что и его влияние на эту даму кое-что значит. О, отец Билье умел нравиться женщинам! Трудно сказать, что этому больше помогало: личное обаяние, широкая эрудиция или же умение воздействовать на психику своих слушательниц. Особенным успехом он пользовался у светских дам.

Этой даме он тоже нравился, и она всегда ставила его в пример как идеального духовника. Ее отношение к нему чем-то напоминало отношения светских дам к ученым монахам в эпоху Фудзивара [5] Эпоха Фудзивара (IX–X вв.) характерна усилением тяги японской феодальной аристократии к науке и просвещению. , когда восхищаться остроумием и начитанностью бонз считалось у аристократок признаком хорошего тона.

Следует при этом заметить, что священники-японцы никогда не пользовались таким расположением светских дам, как святые отцы из Европы.

Заручившись уверениями хозяйки дома, что она это дело уладит, отец Билье окончательно успокоился. Он благословил свою высокопоставленную прихожанку, проводившую его до вестибюля, и покинул особняк.