Лиза Марклунд - Пожизненный срок

— Вот, — сказал Хольгер, указав на палку, воткнутую в воду. — Когда Кай потянул палку, всплыло вот это.

Он указал на сверток, лежавший рядом с палкой, на самом краю сухой земли.

Нина сделала несколько шагов к маленькому свертку и наклонилась, чтобы лучше его рассмотреть.

«Материя, грязная, но не рваная».

Она пошарила рукой по земле, нашла палку и осторожно ткнула в сверток, чтобы понять, насколько он прочен.

«Сверток не разваливается, значит, в воде он пролежал не очень долго. Но что это?»

Она не хотела прикасаться к свертку, хотя он едва ли представлял собой ценное вещественное доказательство. Она взяла другую палку и потыкала ткань, чтобы посмотреть, какой формы сверток.

Сверток распался на две части. Нина растянула меньший из них.

Это оказалась маленькая рубашка.

Детская рубашка.

Нина наклонилась к ней и поскребла краешек ногтем.

Нет, это не рубашка, слишком плотная ткань…

— Это фланель, — подсказал Хольгер.

«Это пижама!»

Нина расправила другой кусок ткани.

Маленькие штанишки.

Фланелевые пижамные штанишки.

Нина натянула рукав рубашки на запястье и, не заботясь об уликах, стерла грязь с ткани, чтобы рассмотреть ее цвет и рисунок.

Светлая фланель с синими и зелеными шариками.

— Синие и зеленые? — спросил Хольгер.

Нина кивнула.

— Ты их узнаешь? — спросил он.

— Нет, — честно призналась Нина.

— Но что скажешь вот об этом? — сказал Хольгер, указывая на корень, лежавший на земле рядом с палкой.

Нина разогнулась и подошла к корню.

Он был длиной около двадцати сантиметров, грязный и скрученный, со странными выростами. Нина потыкала его палочкой и с удивлением обнаружила, что он мягкий.

— Мы тоже сначала подумали, что это кусок дерева, — подал голос Кай.

Нина отложила палку, взяла предмет двумя руками и очистила его конец от грязи.

На нее глянул голубой глаз.

Нина вытерла другую сторону и обнаружила второй такой же глаз.

Потом из-под грязи показались ушки и нос.

— Это его? — спросил Хольгер.

Нина кивнула.

— Да, это его медвежонок, — сказала она.

— Ты уверена? — спросил Хольгер.

Нина перевернула медвежонка и принялась рассматривать одну из его лап. На ней виднелась темно-синяя заплатка, почерневшая от влаги.

— Да, эту заплатку пришивала я.

— На прошлое Рождество Виола купила Александру фланелевую пижаму, — сказал Хольгер. — Я не знаю, это она или нет. Но насчет медвежонка ты уверена?

Нина судорожно сглотнула, чувствуя, что по щекам ее текут струи воды.

«Это дождь, это всего лишь дождь».

— Да, — сказала она, — это медвежонок Александра. Он никогда не расставался со своим Бамсе.

Четверо мужчин, опустив головы, хмуро смотрели себе под ноги.

Офис располагался на тринадцатом этаже. Из окна открывался вид на Скантулльский мост и на ту часть Стокгольма, которая раньше была промышленной зоной Хаммарбю. Мебель в приемной была серой, стены — белыми, паркетные полы — полированными. В коридоре стояли неудобные стулья, обитые черной кожей.

Аннике было жарко и неудобно в вязаной кофте. Джинсы запачкались, пока она шла по лужайке Берит. Она подогнула ноги под стул и взглянула на часы.

С минуты на минуту должен был прийти Томас.

Юрист-консультант по возмещению ущерба разговаривал по телефону за закрытой дверью кабинета. Анника хорошо слышала его радостный смех.

«Для него это просто один из обычных рабочих дней, а для меня — геенна огненная».

Сегодня она опять плохо спала. Визит в приют жег ее стыдом. Она отчаянно надеялась, что дети не расскажут Томасу о том, что она возила их туда.

Дверь кабинета открылась.

— Госпожа Самуэльссон? Входите.

Страховой консультант протянул ей руку, улыбаясь фальшивой, словно приклеенной к лицу улыбкой.

— Бенгтзон, — сказала Анника, вставая и пожимая его руку. — Самуэльссон — это фамилия мужа.

За их спинами зашелестели двери лифта, и из него вышел Томас. Анника обернулась, и у нее екнуло в груди. «Боже, как же хорошо он выглядит!»

В большой руке он держал портфель, волосы спадали на высокий лоб, и он был в новом костюме, купленном, видимо, в эти выходные.

— Прошу извинить за опоздание, — немного запыхавшись, произнес Томас и пожал руку юристу.

Он бросил быстрый взгляд на Аннику, но она торопливо отвернулась.

— Моя фамилия Закриссон, — сказал консультант, и его улыбка стала, пожалуй, чуть более искренней. — Заходите, заходите оба…

Анника подняла с пола сумку и вошла в кабинет, отметив, что вся внешняя стена была стеклянной. Сверху в панели упирались облака, а далеко внизу была вода озера. Она спиной чувствовала присутствие Томаса, его стройного жилистого тела, затянутого в новый костюм и отутюженную сорочку. От него теперь пахло по-другому, пахло ею — Софией Гренборг. Анника почувствовала острое желание разбежаться, разбить стекло и полететь — полететь над каналом Хаммарбю и взмыть в небо.

— Конечно, вы попали в совершенно новую ситуацию, — сказал Закриссон, стараясь изобразить примирительную улыбку. — Это настоящее потрясение — видеть, как горит твой дом, как горит память и…

Анника вперила взор в пустоту над головой Закриссона, слыша, как он продолжает свою речь, с которой изо дня в день обращался к тысячам людей, говоря о том, как им сочувствует компания, о том, что она готова оказать им практически неограниченную помощь. Она ощущала и присутствие сидевшего рядом Томаса. Анника только сейчас вдруг окончательно поняла, что не сможет жить с ним ни на Винтервиксвеген, ни в другой части города.

— Это обязательно — восстанавливать дом? — резко спросила она.

Консультант потерял нить, и улыбка исчезла с его лица.

— Мм, нет, — сказал он. — Ваша страховка покрывает восстановление и отделку дома и возмещение за потерю обстановки, но если вы решите не восстанавливать дом в его прежнем виде, то существуют и другие возможности…

— Подождите минутку, — сказал Томас, наклонившись вперед. — Давайте начнем с начала. Как обычно поступают в таких случаях?

Он раздраженно посмотрел на Аннику.

Закриссон провел пальцами по каким-то лежавшим на столе документам и поправил очки.

— Обычно дом восстанавливают в его прежнем виде. Чертят план, получают разрешение на строительство и организуют строительные работы. Обычно это делается очень быстро, и в большинстве случаев к восстановлению приступают сразу.

— А если мы этого не захотим? — спросила Анника, игнорируя Томаса.

Юрист на секунду задумался.

— В этом случае мы оцениваем дом в том состоянии, в каком он был до разрушения, а потом оцениваем собственность в ее наличном виде, другими словами, оцениваем пепелище, ибо и его можно продать. Сам участок земли, на котором стоит дом, тоже имеет цену. Клиент получает разницу на свой банковский счет. Кроме того, предусмотрена компенсация за утраченное убранство, мебель, одежду, телевизор, диски и так далее.