Лиза Марклунд - Пожизненный срок

Вид у него был измученный. Эта осень состарила его на добрый десяток лет.

«Сколько он еще выдержит? Ему ведь уже под шестьдесят».

Она постучалась, и Шюман вздрогнул. Наверное, был глубоко погружен в свои мысли. Он поднял голову и жестом пригласил Аннику войти. Она села напротив него.

— Могу предположить, что сейчас последуют извинения, — сказал он.

Анника покачала головой:

— Не сейчас. Я уже сыта ими по горло. Как ты себя чувствуешь?

Этот вопрос сорвался с ее губ неожиданно для нее самой. Шюман тяжело вздохнул.

— Эти сокращения меня едва не доконали, — сказал он.

Он молча окинул взглядом свою редакцию — репортеров, компьютеры, радиостудии, редакторов интернет-издания. За окнами стало темно. Короткий день сменился длинной ветреной декабрьской ночью.

— Я люблю эту газету, — произнес он наконец. — Никогда не думал, что это скажу, но это правда. Я понимаю, что мы часто ошибаемся, а подчас слишком далеко заходим, часто мы оскорбляем и подставляем людей, выставляем их в ужасном свете, но мы все же выполняем очень важную функцию. Без нас демократия стала бы очень хрупкой. Без нас общество стало бы намного опаснее и грубее.

Анника медленно кивнула.

— Хотелось бы верить, — сказала она, — но я в этом не убеждена.

— Ты хорошо поработала вчера.

— Да нет, — отмахнулась Анника. — Я же ничего не написала. Я даже отказалась прислать фотографию Александра.

— Я имею в виду другое.

— Это очень грязное дело, — сказала Анника. — Я даже не знаю, как это все сложится в единую картину. У всех вовлеченных в это дело были свои мотивы, свои оправдания. Может быть, все они виновны, причем не только в том, в чем их обвиняют или находят виновными…

Андерс Шюман снова вздохнул.

— Мне пора домой, — сказал он.

— Мне тоже.

— Хочешь, я тебя подвезу?

Она секунду поколебалась.

— Да, пожалуйста.

Они встали, главный редактор выключил свет и, не потрудившись запереть кабинет, вышел вслед за Анникой в помещение редакции. По лестнице они спустились в гараж, к машине Шюмана.

— Почему ты всегда думала, что она невиновна? — спросил он, когда они выехали на Меларстранд.

Анника решила сказать правду:

— Я просто отождествила ее с собой. Если она невиновна, то и я тоже.

— Ты разговаривала с полицейскими о пожаре? К каким выводам они пришли?

Анника сглотнула.

— Нет, не разговаривала, — сказала она и отвернулась к окну.

Шюман высадил ее на автобусной остановке на мосту Мункброн.

— Но тебе все равно надо подыскать приличную квартиру, — сказал он.

— Я знаю, — сказала Анника, вышла из машины и закрыла дверь.

Поезд подъехал к станции и, завизжав тормозами, остановился у пустынной платформы. Снег кружился над локомотивом и вагонами, забиваясь в углубления под дверями, ложась на гармошки переходов и покрывая слоем льда хитроумные длинные сцепки.

Она была единственной, кто сошел на этой станции.

С натужным вздохом поезд тронулся и уехал, оставив ее на завывающем, пронизывающем ветру. Она недолго постояла на месте, оглядывая супермаркет, пятидесятническую церковь и гостиницу. Потом мягкими неслышными шагами двинулась к выходу с платформы. Пройдя по обледеневшему туннелю, поднялась наверх, миновала стоянку такси, кафе «Свеа» и вышла на Стеневеген.

Ветер дул прямо в лицо, и она надвинула капюшон на лоб, стянула горловину и завязала шнурки под подбородком. Тащить рюкзак было тяжело, хотя в нем лежал только рождественский подарок и бутерброд на обратную дорогу. Она медленно шла мимо домов, выстроившихся вдоль дороги, прикрывая рукой лицо и заглядывая за занавески, в окна, светившиеся рождественскими огнями. В домах было тепло и уютно, в каминах потрескивал огонь, переливались огоньками рождественские елки, источая смолистый запах хвои.

Она мысленно пожелала счастья всем этим людям.

Вскоре впереди появился забор, увенчанный проволокой под током, и она свернула на Виагатан. Как и много раз до этого, она долго шла вдоль нескончаемого забора к воротам и автостоянке. Она шла, шла и шла, но ворота, казалось, нисколько не приблизились.

Брови и ресницы обледенели, когда она наконец добралась до ворот с телефоном.

— Я пришла на посещение к Филиппу Андерссону, — сказала она.

— Проходи, — разрешила надзирательница.

Замок зажужжал, она с трудом открыла тяжелую калитку, вошла в загон и быстро пошла по асфальту к следующим воротам. Как всегда, ей пришлось обеими руками открыть дверь сектора посетителей. У двери она отряхнула с ног снег и песок, откинула с головы капюшон и поморгала, чтобы сбросить с ресниц мелкие льдинки. Потом привычно подошла к шкафу номер один, куда положила куртку и шарф. Открыв рюкзак, достала оттуда рождественский подарок, потом положила в шкаф и рюкзак. Нажала кнопку четвертого телефона, и ее пропустили к пункту досмотра. Она поставила подарок на ленту транспортера рентгеновского аппарата и прошла под аркой металлоискателя. Прибор не загудел. Она знала, какие пояса и сапоги не надо надевать, приезжая сюда.

— Счастливого Рождества, — приветливо сказала надзирательница, когда она положила на стол свое полицейское удостоверение.

— Счастливого Рождества и тебе.

Надзирательница положила удостоверение в ячейку.

Свидание состоится в камере номер пять.

— Я уже записала все твои данные, тебе надо просто расписаться, — сказала надзирательница, и она написала своим аккуратным разборчивым почерком: «Нина Хофман, родственница».

— Я слышала, что дела в апелляционном суде хорошо продвигаются, — заметила надзирательница.

Нина улыбнулась:

— Надеемся, что к Пасхе он выйдет на свободу.

— Идем, я провожу. Филипп уже вышел.

Нина взяла подарок и пошла за надзирательницей по коридору, остановившись у буфета, где взяла апельсин и термос с кофе.

— Я и не заметила, что это книга, — сказала надзирательница, кивнув в сторону подарка.

— La reina del sur [1] Королева Юга ( исп .). Артуро Переса-Реверто. Триллер о наркоторговцах с южного берега Испании.

Эти слова произвели впечатление на надзирательницу.

— Филипп читает по-испански?

Нина уже не улыбалась.

— Мы все трое когда-то хорошо читали по-испански.

Королева Юга ( исп .).