Лиза Марклунд - Пожизненный срок

— Факт заключается в том, что моя подзащитная слишком тяжело больна, чтобы высказывать какие-либо мнения по поводу своей виновности. С ней просто невозможно вести разговор.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я был назначен защитником по этому делу в субботу. С тех пор я неоднократно пытался говорить с моей подзащитной, но мне кажется, она даже не понимает, кто я. Убежден, что моя подзащитная в настоящее время нуждается в неотложном психиатрическом лечении.

Судья принялся перелистывать дело.

— Мне кажется, она уже получала лечение, — сказал он. — Сразу после задержания была доставлена в больницу Сёдермальма, разве нет?

— У моей подзащитной длительный анамнез психиатрических расстройств, — сказал адвокат. — Почти на два года она была освобождена от работы по причине стрессовой реакции. Некоторое время лечилась в психиатрической клинике по поводу депрессии. Я настаиваю на том, чтобы лечение у психиатра началось немедленно.

Судья поднял голову.

— Что привело вас к такому заключению?

Матс Леннстрём щелкнул ручкой.

— Моя подзащитная постоянно упоминает о другой женщине, которая присутствовала в квартире в ту ночь, — сказал он. — Моя подзащитная называет ее злодейкой и ведьмой, но не может назвать ее имя.

Судья посмотрел на Юлию.

— Так вы полагаете, что… возможно, у нее…

— Содержание моей подзащитной под стражей противоречит уголовному кодексу, который требует обеспечить подозреваемому адекватное лечение. Закон запрещает содержать под стражей больного человека, даже в медицинском учреждении.

Судья передернул плечами и обратился к Ангеле Нильссон:

— Разделяет ли обвинение позицию защиты?

Прокурор театрально вздохнула:

— Слышать голоса становится модой среди преступников.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил судья, вскинув брови.

— Юлия Линдхольм просто решила не сотрудничать со следствием. Мне хотелось бы подумать о причинах такого поведения.

— Я вас понял, — сказал судья. — На каком основании обвинение настаивает на заключении обвиняемой под стражу?

Ангела Нильссон перелистала свои бумаги, собралась с мыслями и, помолчав, заговорила:

— Давид Линдхольм был найден убитым в своей квартире в три часа тридцать девять минут третьего июня. Предварительные данные судебно-медицинской экспертизы позволяют утверждать, что он был ранен первым выстрелом в голову, что и послужило причиной смерти. Второй выстрел был произведен в туловище мертвого тела.

— Могла ли в квартире присутствовать еще одна женщина в тот момент, когда был произведен смертельный выстрел? — спросил судья.

Ангела Нильссон перевернула лист с неправдоподобно громким в тишине зала шелестом.

— Подозреваемая была задержана на месте преступления. Пистолет марки «Зауэр-225» был тоже найден на месте преступления, и предварительная криминалистическая экспертиза позволяет утверждать, что на оружии были отпечатки пальцев подозреваемой. Этот револьвер был табельным оружием подозреваемой и зарегистрирован на ее имя. Было ли именно это оружие орудием преступления, в настоящее время выясняют в центральной криминалистической лаборатории, но калибр извлеченных из тела пуль соответствует калибру найденного на месте преступления оружия, кроме того, в обойме отсутствуют именно два патрона.

В зале повисла мертвая тишина. Секретарь суда записывал. Где-то мерно жужжал вентилятор.

— Кроме того, ситуация осложняется событиями, связанными с Александром, сыном подозреваемой, — продолжила Ангела Нильссон после короткой паузы. — Мальчика, Александра Линдхольма, четырех лет, никто не видел с момента убийства его отца, и ребенок до сих пор не найден.

Нина подалась вперед, едва не сорвавшись с места. Юлия подняла голову, когда прокурор произнесла имя Александра, и теперь лихорадочно оглядывала зал. Не узнавая, она посмотрела на сидевшего рядом с ней адвоката и встала.

Нина видела, как адвокат положил руку на плечо Юлии, чтобы заставить ее сесть на место.

— По нынешнему состоянию дела я не хочу выделять частные подозрения по поводу исчезновения мальчика, — продолжала прокурор Нильссон. — Возможно, есть простое объяснение его исчезновения, но если Александр Линдхольм не будет найден живым в самом ближайшем будущем, то я буду вынуждена обратиться с ходатайством о возбуждении предварительного следствия в связи с убийством или похищением Александра Линдхольма…

Каждый раз при упоминании имени Александра Юлия вздрагивала и судорожно озиралась. Повернувшись на стуле, она перехватила взгляд Нины, сидевшей на передней скамье.

«Нет, Юлия, не сейчас!»

Но мысль не возымела действия. Юлия встала и нерешительно двинулась к Нине. Глаза ее были широко раскрыты и невинны. Такие глаза были у нее, когда она не решалась спрыгнуть со стога сена. Она обычно стояла подвернув внутрь ступни — она всегда так делала, когда чего-то боялась или нестерпимо хотела в туалет по-маленькому.

«Соберись, Юлия, сейчас я ничем не смогу тебе помочь».

— Я прошу обвиняемую сесть на место, — сказал судья.

Юлия сделала еще один шаг в сторону скамей в зале.

— Александр? — произнесла она. — Где Александр? Нет!

Она ударила попытавшегося удержать ее адвоката по руке.

Нина смотрела в пол, бессильно сжав кулаки. Юлия сделает только хуже себе, если не будет сотрудничать со следствием. Все, что от нее требовалось, — это сказать, во что превратилась ее жизнь в последние годы. Не будет никакой пользы, если она и дальше станет защищать Давида, прежде всего для нее самой.

Нина подняла голову. Два конвоира, стоявшие у дверей, ведущих в коридор вздохов, подошли к Юлии и вывернули ей руки, наклонив ее вперед.

Юлия вырывалась. Конвоиры силой усадили ее на стул, и Юлия вдруг завалилась на один бок.

«— Ты должна подать на него рапорт. Слушай меня. Я поддержу тебя, им придется тебе поверить.

— Если бы только он меня ударил. Хорошо бы он оставил пару солидных синяков, а еще лучше сломал мне ребро.

— То, что он творит, еще хуже. Это совсем другое дело. Он не имеет права запирать тебя дома. Это насильственное, противозаконное лишение свободы, принуждение…»

Юлия внезапно рухнула со стула.

Она упала на пол с глухим грохотом и осталась лежать на полу с судорожно вытянутыми ногами. Нина вскочила со скамьи.

Один из конвоиров схватил Юлию за руку, чтобы поднять, но она не отреагировала. Другой конвоир схватил ее за другую руку и занес дубинку для удара.

«Сядь, Юлия, поднимись!»

В зале наступила немыслимая тишина, все, оцепенев, смотрели на происходящее. Двигались только голени и ступни Юлии. Они судорожно подергивались, а конвоиры, отпустив ее руки, отпрянули.