Павел Саксонов - Можайский — 4: Чулицкий и другие

31 Вряд ли, конечно, тридцатичетырехлетнего (на момент повествования) Вуда, уже год как являвшегося профессором кафедры оптической физики, можно было назвать «молодым человеком». Саевич, воспользовавшись, очевидно, незнанием собеседников, явно решил принизить соперника. Тем более что Вуд, помимо прочего, был еще и прекрасным и самобытным фотографом.

32 Вуд осуществил большое путешествие по России, включая посещение Москвы и поездку по Транссибирской железнодорожной магистрали.

33 Саевич не сильно ошибся. Уже после Первой мировой войны такие лампы вошли в обиход. А если бы войны не было, они, возможно, появились бы и раньше.

34 Михаил Фролович имеет в виду аккумулятор на 12 (примерно) вольт: ко времени описываемых событий элементы наиболее распространенных свинцово-кислотных батарей выдавали, как правило, 2,2 В. В автомобильных батареях использовались три элемента (6-ти вольтовые аккумуляторы), на судах — шесть, на разного рода подстанциях — сколько придется.

35 См. об этом в основной части книги.

36 Михаил Фролович имеет в виду законы о полиции, серьезно ограничившие полномочия, прежде всего, наружной полиции (то есть, в том числе, и городовых). Согласно этим законам, городовой, не имея на то никаких веских оснований, действительно не мог потребовать впустить его в помещение. А двумя по-настоящему вескими основаниями были только задержание преступника с поличным или твердая уверенность в том, что прямо здесь и сейчас совершалось преступление. Во всех остальных случаях городовой (как и другие чины наружной полиции) должен был а) известить, например, Сыскную полицию; б) известить судебного следователя. И хотя в случае с христофоровыми банями чин Сыскной полиции был, что называется, налицо, но это был сотрудник «за штатом», вольнонаемный, полномочиями классных и даже состоявших в штате нижних чинов не имевший. Михаил Фролович — надо признать — дал маху, отправив за Кузьмой агента, а не полицейского надзирателя. Удивительно, что тот же Можайский, услышав такое, сразу же ему не попенял за этот промах.

37 Кузьма следует старой народной традиции считать неупокоенными тех, кто утонул. Согласно поверьям, такие «мертвяки» превращаются в нечистую силу и всячески лютуют и в тех местах, где жили, и над теми, кого при жизни знали.

38 А вот тут Кузьма ошибается, явно оторвавшись от корней больше, чем он сам, возможно, считал. Заложными покойниками признавались все, погибшие насильственной смертью. То есть погибшие на пожарах — тоже.

39 Михаил Фролович использует название повести Гоголя «Старосветские помещики», но делает это довольно странным образом. Герои Гоголя добры и трогательны, а образу бабушки Некрасова Михаил Фролович придает злые нотки. Поэтому слова о том, что Кузьма якобы понял, не соответствуют действительности: Кузьма понял только то, что хотел сказать сам Михаил Фролович, но явно не понял, что тут каким-то боком затесался и Гоголь.

40 Cенная площадь — одно из самых злачных мест старого Петербурга. Доходные дома близ нее — как раз из тех, о которых и сказал Кузьма: наполненные всевозможным отребьем.

41 Читайте часть, озаглавленную «Приключения доктора».

42 В Обводный, например. Вообще — в воду. То есть — с концами.

43 Иван Пантелеймонович намекает на слова Каина: «Разве я сторож брату моему?» Таким образом он, очевидно, хочет сказать, что Чулицкий, не задержав служителя бань, обрек его на дальнейшее падение с предсказуемыми последствиями. Непонятно, правда, использование слова «вотще», но тут уж ничего не поделать.

44 Брусницыны — петербургская семья заводчиков и благотворителей. Владела одним из крупнейших предприятий города — кожевенной фабрикой на так и называвшейся Кожевенной линии Васильевского острова. Ежегодный оборот — свыше полутора миллионов рублей. В конце 19-го столетия семья пожертвовала миллион рублей на устроительство приюта для состарившихся рабочих фабрики, а также для беспризорных детей, которых обучали мастерству. На содержание приюта жертвовалось еще полмиллиона рублей.

45 Дом № 25 по Кожевенной линии. Во время описываемых событий он еще не был таким большим, как не был и шестиэтажным: надстройку с двух до шести этажей произвели несколькими годами позже. Тогда же — спустя несколько лет — дом получил прозвание «Скобского дворца»: в нем проживали сотни и даже тысячи выходцев из различных губерний, явившихся в город устраиваться на фабрики и заводы. Крохотные комнатушки, отсутствие всяких удобств, страшная скученность, грязь, вонь — вот что такое было «общежитие» кожевенной фабрики Брусницыных: как до перестройки, так и до нее. Впрочем, до перестройки было еще хуже: в двухэтажном и сравнительно небольшом еще доме одновременно проживали, по меньшей мере, 450 семей.

46 См. выше.

47 Вероятно, Михаил Фролович так описывает цвет кирпича: оттенка венозной крови.

48 Созонт и Евпсихий — христианские мученики, день поминовения которых приходится на самое начало сентября (7-е по юлианскому календарю). Женщина выговаривает имя на просторечный лад.

49 Богородицы (8-е сентября по юлианскому календарю).

50 Царскосельский. Ныне — Витебский.

51 Очевидно, пригородные. Поезда дальнего следования могли и прибывать и отправляться. Почему Михаил Фролович не принял это во внимание — загадка.

52 Любимов.

53 Вероятно, Михаил Фролович намекает на произведение Сирано де Бержерака «Государства и империи Луны» ( Histoire comique des États et Empires de la Lune ). Правда, никакого посла при дворе Людовика XIV в нем не было.

54 Суворовский участок Васильевской полицейской части.

55 Князь Иван Дмитриевич Оболенский (1850–1920). Во время описываемых событий — коллежский советник, пристав Суворовского участка. «Сосед» Можайского по службе.

56 В трактире на 7-й линии, 24: буквально в соседнем доме.

57 Пятый этаж был надстроен позже.

58 См. ранее.

59 То есть на съем жилья.

60 Как видно, сам по себе тот факт, что учащихся училища вывозили на различные экскурсии, Михаила Фроловича ничуть не удивил. В этом и впрямь ничего удивительного не было, так как в практику всех без исключения «младших» и «средних» учебных заведений входило обеспечение учеников и такого вида образовательными программами. В частных заведениях оплату, как правило, производили родители и благотворители, а в городских — Управа, ежегодно ассигновавшая на эти цели довольно значительные средства, а также — через членов своей постоянной комиссии по народному образованию — входившая в сношения с владельцами и управляющими различных предприятий в целях получения скидок: на проездные билеты, на билеты для посещения выставок, представлений и т. п. Скидки, например, предоставляла Приморская железная дорога, а тот же, не раз уже упоминавшийся, цирк Чинизелли устраивал для детей из училищ и вовсе бесплатные представления. Известен факт «клеймения позором» дирекции Финляндской железной дороги, отказавшей Управе в скидках на билеты, и, напротив, факты весьма почетной признательности тем, кто в таких вопросах шел Управе навстречу и не скупился.