Павел Саксонов - Можайский — 5: Кирилов и другие

— Действительно, — поддакнул я, — справедливый вопрос!

«Еще бы! К хорошему привыкаешь быстро. Вернуться в комнаты на Петровском, а то и похуже, было бы сильным ударом».

— Понимаю. И что же: каким был ответ?

«Он отшутился. Мол, будет время, будет и пища».

— И всё?

«И всё».

— Но вы переехали?

«Да».

Мы помолчали, думая каждый о своем. А может, и об одном и том же: Анастасия поглядывала на меня с таким видом, словно ее мысли следовали за моими и даже опережали их. Наконец, я уточнил:

— Вы сказали, что премия была лишь первой отговоркой. Значит, были и другие? Потом?

Анастасия ответила незамедлительно:

«Да, были и другие».

— Расскажите о них.

Анастасия рассказала:

«Мы уже месяцев пять проживали в этой квартире, когда случилось первое затруднение. Однажды — подходил срок ежемесячного платежа — я (на Клаву в таких вопросах полагаться было нельзя: неземной она была человек)… я, повторю, с тревогой обнаружила, что денег решительно не хватает. Обычно Василий еженедельно приносил те или иные суммы на текущие расходы и — раз в месяц и сверх того — на уплату квартирных. А тут — уже и неделя минула, и день платежа подходил, а Вася не шел. Тогда я сама отправилась в казармы: должны же мы были знать, к чему готовиться!»

«Команда была на выезде, но ожидание оказалось недолгим: в тот раз пожар потушили быстро — каким-то пустячным оказался пожар, — и все вернулись почти без промедления. Вася был среди прочих, он сразу меня увидел и, как был — в прокопченной форме, в каске, подошел ко мне».

«Извини, старушка, — сказал он мне, приобняв за плечи, хотя и с осторожностью: чтобы не запачкать. — Знаю, что деньги нужны, но подожди до вечера. Вечером я или сам занесу, или пришлю кого-нибудь, если тревога будет».

«Но что случилось? — спросила я. — Отчего задержка?»

«Человека, который должен мне денег, не было в городе. Только сегодня вернулся».

«Кто-то должен тебе деньги? — изумилась я. — Но за что?»

Василий замялся, но все же ответил или — решила я — скорее, нашелся с ответом:

«Пустяки! — засмеялся он. — Обычное дело. Не бери в голову…»

«А все-таки?»

«Ох, старушка! Ты все такая же требовательная, как в детстве!»

«Вася!»

«Ну, хорошо, хорошо… Пять дней назад мы тушили особняк Грулье-Кожезухиной… слышала верно об этом пожаре?»

Я кивнула: как не слышать, когда о нем все газеты трубили?

«Мадам Грулье, — похоже, на этот раз брат рассмеялся совершенно искренне, — обещала нам огромное вознаграждение, если мы шпицев ее из огня спасем. Вот и…»

«Шпицев?» — перебила я.

«Ну да, шпицев! — Вася жестами подтвердил, что имел в виду маленьких таких собачек. — У нее их целый выводок. Ты не поверишь: тридцать шесть штук!»

«Тридцать шесть!»

«Именно!»

«Так вы их спасли?»

«Спасли? Спасли?!» — брат, уже вообще не сдерживаясь, захохотал.

Вокруг нас начали собираться другие чины. Некоторых из них я знала. Кто-то поинтересовался, что за веселье у нас такое.

«Ах, шпицы!» — воскликнул вопрошавший, услышав ответ, и тоже разразился смехом.

«Да что с вами?» — я начала терять терпение. — «Вася!»

Брат перестал смеяться, хотя по его щекам по-прежнему катились слезы. Он вытер их ладонью, размазывая смоченную слезами сажу:

«Мы только и делали, что этих шпицев спасали! Представь: пламя бушует, перекрытия рушатся, окна со звоном вылетают, а мы — всей командой — носимся в этом аду и покрикиваем: Адель! Фидель! Жизель! Рауль! Хватаем собачек на руки и выносим их наружу, словно детишек малых. А на улице… во дворе…»

Смех вновь начал разбирать брата.

«А во дворе стоят оба: супруг и супруга. Мосье Грулье и мадам Грулье-Кожезухина. Мадам подхватывает собачек, сажает их на поводки и привязывает, всякий раз пересчитывая, к ограде. Жизелечка! Аделечка! Миленькие! Испугались! У, противный пожар… у, мы его накажем! Двадцать! Только двадцать! Еще шестнадцать! Рауль! Фидель!..»

«А мосье, — подхватил кто-то из команды, — едва не плачет!»

«Да-да: чуть не рыдает!»

«Да почему, господи ты боже мой?»

«Да как же! — общий хохот. — Спасаем-то мы собачек, а не здание!»

Я прикусила губу.

«Мы собачек спасаем, а дом горит! И никто им не занимается: все за Фиделем с Раулем носятся!»

«Так тебе, — обратилась я к Васе, — за спасение Фиделя деньги обещали?»

И вот тут произошла еще одна странность: брат резко перестал смеяться и — даже, как мне показалось, с испугом каким-то — оглянулся на своих сослуживцев. Но они, заведенные воспоминанием, продолжали веселиться, а мой вопрос то ли не расслышали, то ли он их не заинтересовал. Причем я почему-то склонна была считать, что первое.

— Почему?

«Иначе с чего бы вдруг Вася начал с испугом оглядываться?»

— Гм…

«Я собралась уже повторить вопрос, но брат схватил меня за руку»:

«Подожди, подожди, не так громко!» — попросил он, уводя меня чуть в сторону от общей компании.

«Что-то не так?» — поинтересовалась я.

«Конечно, не так, — ответил он. — У нас не принято пересчитывать деньги в карманах друг друга».

«Но разве вы не одно вознаграждение на всех получили?»

«Так-то оно так, но…»

«Что?»

«Видишь ли, — брат заговорил совсем уж странно, — помимо общего вознаграждения, есть еще и частные награды…»

Я перебил:

— Но это, Анастасия Маркеловна, как раз и правда! Звучит, согласен, неправдоподобно, а все же имеет место быть. Некоторые домовладельцы особо отмечают понравившихся им в работе пожарных чинов, выдавая им — отдельно от остальных — те или иные вознаграждения. И понятно, что далеко не всегда об этом говорят во всеуслышание: как-никак, а зависть и чувство обиды — эмоции сильные. Они способны внести разлад в общее дело. Поэтому мы, классные чины, вообще не приветствуем такого рода награды, но так как помешать их выдаче не можем, рекомендуем хотя бы не очень распространяться о них.

Анастасия отрицательно мотнула головой:

«Нет, я не об этом».

— О чем же тогда?

«О том, что Вася дальше сказал».

— Что же он сказал?

«Что награду в индивидуальном порядке ему должен выплатить сам Грулье, а вовсе не его супруга, помешанная на своих собачках!»

Тогда и я удивился:

— Сам Грулье? Но за что? За то, что его дом выгорел дотла?

«Хороший вопрос, не так ли?»

Я задумался: Грулье, Грулье… дело-то и впрямь было громкое. Да вот и вы, Сушкин…

Митрофан Андреевич кивнул в мою сторону. Я навострил уши.

— Вот и вы, Сушкин, писали о нем.

— Верно. — Я тоже вспомнил эту историю. — Писал. Происшествие было странным и потому привлекло мое внимание. Но не из-за шпицев, хотя на них-то и сосредоточились мои коллеги, а из-за самих обстоятельств возникновения. Вы ведь помните их?

Митрофан Андреевич потер ладонями: