Павел Саксонов - Можайский — 5: Кирилов и другие

«Привет, Клавушка!» — брат и ее, пригнувшись к ней, поцеловал, а затем и сам уселся на стул.

Я сходила в кухню и вернулась с сахаром и щипчиками.

Вася и Клава о чем-то весело болтали, чай дымился в их чашках, на середине стола лежали пачка ассигнаций и россыпь золота и серебра.

«Принес?» — спросила я, подавая сахар и кивнув на деньги.

«А как же!» — ответил Вася. — «Обещал — получи!»

— Минутку, — снова перебил я. — Что значит «получи»?

«Клава, — пояснила Анастасия, — к ведению наших семейных финансов отношения не имела. Я говорила уже, Митрофан Андреевич: полагаться на нее в таких вопросах было никак нельзя. Поэтому деньги Вася передавал мне, а я уже вела им счет и распределяла по нуждам».

— Ага, понятно!

«Сумма оказалась внушительной».

— Но вы же вот только что утверждали, что не назовете ее?

Анастасия ахнула:

«Что вы такое говорите?»

— Но…

«Митрофан Андреевич! — взгляд Анастасии снова наполнился злостью вперемешку с досадой. — Вы совсем меня не слушаете?»

— Сударыня…

«Я, — она начала буквально чеканить, — сказала только, что не назову всю сумму вознаграждения, полученного братом!»

Я, признаюсь, смутился: ведь правда!

— Прошу вас, Анастасия Маркеловна, — извинился я, — не подумайте дурного: я вас внимательно слушаю! Только мысли разбегаются: уж очень скверно всё!

Взгляд Анастасии немного смягчился:

«Хорошо, я понимаю».

— Так что там с суммой, лежавшей на столе? Она оказалась внушительной?

«Да, — повторила Анастасия, — внушительной. Четыреста рублей ассигнациями и еще пятьдесят — серебром и золотом».

Я едва не присвистнул: услышать о таких деньгах я не ожидал никак!

Анастасия заметила, насколько поразила меня, и зримо опечалилась:

«Вы, Митрофан Андреевич, — грустно произнесла она, — удивлены. А уж как я была удивлена! Что же это, — спросила я брата, — ты столько денег получил?»

«Больше, — с гордостью ответил он. — Но часть я поместил на сбережение!»

«Еще больше!» — воскликнула я и онемела в полной растерянности.

«Еще больше! — подтвердил брат и рассмеялся. — Не смотри на меня так, сестренка! Что же плохого в том, что я заработал столько денег?»

Вы понимаете, Митрофан Андреевич? Понимаете, насколько ненормально это было?

Лицо Анастасии пошло некрасивым пятнами, шея и уши побагровели.

— Понимаю, — согласился я и добавил: «Очень хорошо понимаю».

Мы помолчали немного, а затем Анастасия Маркеловна продолжила:

«Присутствие улыбавшейся Клавы сдерживало меня, связывало по рукам и ногам. В ее присутствии я не могла открыто потребовать у брата перестать смеяться и рассказать всё без утайки. Я только и смогла, что покачать головой и всем своим видом выразить недоверие. Вася смеяться перестал, но к откровениям это не привело: он нахохлился и, уткнувшись в чашку с чаем, более за вечер не обратился ко мне ни разу».

— А ваша сестра?

«Она, как это часто бывает с…»

Анастасия запнулась, а мне померещилось, что она едва не произнесла «с дурочками».

«…бывает с людьми тонкой душевной организации, что-то подметила, но это что-то наложилось на ее собственные чувства, и чувства эти перевесили. Клава — поначалу недоуменно — посмотрела на меня, на Васю, а потом за… щебетала», — Анастасия все-таки не удержалась, — «о чем-то своем: настолько возвышенном, что ни меня, ни брата ее слова не заинтересовали».

Я едва удержал усмешку, но вид сохранил серьезный. Впрочем, до смеху мне и впрямь не было:

— Продолжайте, — попросил я.

Анастасия вздохнула:

«Так мы и просидели до конца чаепития. Вася — уткнувшимся в чашку. Я — встревоженная происходившими непонятными вещами. Клава — витая в облаках. А потом Василий встал, попрощался и ушел».

— Но деньги остались у вас?

«Да, конечно».

— Дальше!

«Неоднократно на протяжении месяца я пыталась поговорить с Клавой, но всякий раз наталкивалась на непонимание или…»

— Или?

«Возможно, — с некоторым сомнением в голосе произнесла Анастасия, — это было не столько непонимание, сколько… сопротивление что ли: глухое, но осознанное. Во всяком случае, однажды — но только однажды! — я получила этому своему предположению косвенное подтверждение, хотя и некрасиво получилось. Однако…»

— А что случилось?

Анастасия поколебалась: рассказывать или нет? Но я настаивал, и она рассказала:

«Как-то утром я вышла пройтись по магазинам: у нас подходили к концу запасы чая, да и всякой другой всячины тоже не помешало бы прикупить. Вообще, больших концов я не совершаю: ни к чему, как мне кажется, тратить средства на поездки, если и по соседству имеется всё необходимое. Наш, Андреевский, рынок — место вполне приличное, а лавок в нем столько, что и на самый взыскательный вкус можно найти товары. Мы же — и вовсе публика простая…»

Я, по-прежнему удерживая в пальцах серебряную ложечку, подавил улыбку.

«…поэтому рынок — самое то, что нам необходимо. Ходьбы до него — да вы и сами это видите — минуты три-четыре. Много — пять. А если с корзиной [33]— уже обратно, — то, с передышками, максимум десять. На самом же рынке времени, конечно, уходит намного больше. Обычно…» — Анастасия быстро прикинула что-то в уме. — «Обычно не менее часа, а то и двух. Но в то утро поход за покупками как-то сразу не задался. Сначала на меня — слепой недотепа! — налетел Гришка Онищин: он тогда в младших помощниках нашего дворника ходил. Это сейчас он уже старшим заделался, а тогда… ну, да что там: мальчишка, что с него взять! Тащил, повернувшись к арке спиной, какую-то доску и меня не заметил. Доску он выронил, я едва не упала, он меня подхватил: своими ручищами в грязных перчатках! Измазал жакет: я его насилу потом очистила… Дальше — больше: за час, наверное, до того прошел дождь — настоящий потоп, — и вот, по мостовой текли целые реки, а движение было плотным. Какой-то ухарь в пролетке проехал по луже так, что меня и еще нескольких прохожих обдало грязью с ног до головы! Представляете?»

Я, разумеется, понял возмущение Анастасии и выразил сочувствие.

«Тут уж — ничего не поделать! — пришлось возвращаться: не идти же на виду у всех в таком виде!»

— Действительно!

«Я вернулась домой и оторопела: из моей спальни раздавалось бормотание. Приглушенное, такое, как будто два человека спорили между собой о чем-то важном и никак не могли прийти к соглашению. Но почему в моей спальне? И кто они вообще такие? Я шагнула вперед…»

— Неужели вы ничуть не испугались? — невольно восхитился я.

Анастасия возмутилась:

«Испугалась? А с какой, позвольте спросить, стати?»

Я не нашелся с ответом, только пробормотал:

— Ну, всякое ведь случается…

«Может, и так», — неожиданно мирно — по контрасту с давешним возмущением — согласилась Анастасия. — «Но в тот момент я как-то не подумала об этом».