Лариса Соболева - Та, которой не должно быть…

– На выход пошла! – приказал.

– Никуда я не пойду, – плюхнулась на свое место Лина.

– Я сказал: пошла! – рявкнул Мирзоев.

Лина заартачилась, а тут и Гена, собрав дань, подоспел. Оба вытолкнули девушку из автобуса, в отчаянии она попыталась бежать, поскользнулась, упала… Ее поймали два других бандита. Потащили за пригорок, который еще покоился под снегом…

Никто не вступился. Никто. Все сидели молча, не глядя друг на друга, не смея бросить взгляд в окно. Сидели и слушали, как кричит Лина. Она отчаянно боролась, но их было пятеро – пять нелюдей, пять воров, пять бандитов, пять последних сволочей. Слышались мужские смешки, сладострастные стоны и мат – скотство без мата как-то бедно выглядит, обязательно нужно подчеркнуть внутреннюю деградацию. Это продолжалось долго. Но, может быть, Алле показалось то время бесконечно долгим?

Потом Лина вернулась. Никто не посмел посмотреть ей в лицо, Алла не знает, каким оно было после всего. Лина достала из сумки чистые колготки, надела… Поехали.

Час прошел… два… В салоне стояла тошнотворная тишина, от которой хотелось бежать и бежать. Но куда убежишь? Наконец Алла налила из термоса чаю и, встав, подала кружку истерзанной Лине. Девушка ударила снизу по кружке ладонью. Горячий чай попал Алле на лицо, но она даже не вскрикнула, а утерлась пуховым платком, словно утерла плевок, и села на место. Правильно. Заслужила.

Но что она могла сделать, безоружная? Был бы пистолет, перестреляла всех подонков, и плевать, если б посадили в тюрьму, скотам место под землей, а не на земле. Эх, жаль, не было пистолета. Зато появилась вина. Вина легла на плечи такая, будто это Алла устроила налет на автобус. Она ехала и тихо плакала. От стыда плакала. И от того, что знала: этот день изменил всю ее жизнь, точнее, испортил навсегда.

На границе автобус стал в длинную очередь, началось изнурительное ожидание таможенных процедур. Водитель починил печку, стало хоть теплее. Подходила очередь, готовили паспорта и пограничные взносы. Алла первой заметила, что в автобусе нет Лины, переполошилась, ринулась искать девушку. Вскоре Лину искали десятка три человек.

Она висела высоко на дереве, болталась, как елочная игрушка, которую слегка трепал залетный ветер. Вероятно, Лина специально залезла повыше, чтобы уж наверняка… или хотела оторваться от земного притяжения, отделиться от тех, кто внизу, кто промолчал, а потом сочувствовал.

Она мечтала заработать на свадьбу, которую назначили на май. Лина хотела купить за границей белое, как снег, и воздушное, как облака, платье. Обязательно до пят и с кружевным лифом, как в заграничных журналах…

Наверное, в тот миг, когда пассажиры автобуса «Кубань» смотрели вверх на Лину, все они думали одинаково: этот день навсегда сделал их заложниками. Алла не помнила, как кинулась с кулаками на шофера, возившего их постоянно, он считался членом коллектива, о нем в дороге заботились. Она не ошиблась, именно водитель информировал Мирзоева с Заваровым о поездке, кстати, он не единственный шофер, ставший предателем, и ребятки успешно делали чес на дорогах несколько лет. Так они заработали свои состояния.

О Лине Алла помнила много лет, а как стала забывать, судьба, будто в насмешку, подкинула ей Гену и заставила выйти за нелюдя с большой дороги замуж. Заставила? Да нет, просто Алла трусливая, слабая баба. Она знает, каким жестоким он может быть и мстительным, а жизнь-то одна. Правда, теперь Гена очень хороший, или, как уверяла Любочка, он замечательный – прям король на белом коне (для принца староват-с).

– Ты меня не слушаешь! – обиделась Любочка.

– Я? – очнулась Алла. Да, увлеклась она воспоминаниями, забыла, где находится. – Слушаю… Просто устала… А о чем ты только что говорила?

– Твой Гена моего Кольку берет заведующим в продуктовый отдел… э… в центр, что на Ангорской. Я ему… – Люба приложила пухлую ладонь к своей большой груди и в экстазе искренней благодарности прошептала: – Я ему по гроб… клянусь! Он спас моего Кольку, дурака эдакого.

Вот как! Выходит, Алла расплатилась собой за Любкино счастье? Когда-то расплатилась Лина, теперь Алла? М-да, от расплаты никто не убегал, только мало кто в нее верит. Но Алла, судя по всему, не полностью отдала долг, основная часть впереди, как ей теперь представлялось…

Это было похоже на удар острой стали в сердце – когда раздался дикий и короткий вопль. Джидай содрогнулся всем телом и рванул к развалинам, опередив бежавшую Кильку и двух мальчиков – с его-то комплекцией! При всем при том он успел подумать: «Бегут на помощь, значит, не все потеряно в нашей жизни». А троица притормозила, увидев, как впереди них скачет по камням округлое существо на двух ногах. Вбежав, Джидай завертелся на месте, взревев нечеловеческим голосом:

– Свет! Дайте свет!

Килька взвизгнула от испуга – дура. А Федька молодец, Джидай никогда не подумал бы, что пацан умеет быстро соображать, однако умеет. Федька ринулся к нему, мотая по стенам и камням довольно ярким лучом фонарика. Остановился он рядом с Джидаем, оба осматривались. Ну и куда теперь? Справа лестница, точнее, остатки от нее… Слева – проем… Впереди – проем…

К Джидаю с Федором подскочил Смайл, он, переступая с ноги на ногу, поворачивался вокруг своей оси с перепуганной миной и кричал, почему-то глядя вверх:

– Гарик!.. Гарик, ты где?.. Га-рик!..

Все прислушались. Включая Майку, переставшую скулить от страха. Но кроме сопения пацанов, других шумов (тем более звуков) не было слышно.

– Что за хрень! – процедил Джидай. – Где он? Га-рик!..

– Может… там? – поднял вверх указательный палец Смайл.

Федор и Джидай тоже запрокинули головы, изучая верх и освещая фонариками остатки второго этажа. Потолок провален, второй этаж как на ладони, отсюда разруха предстала во всей неприглядности по периметру здания. Туда забираться не было никакого смысла, так как лестница – одно названье. Впрочем, в игре выбирают места для написания кодов самые непредсказуемые и опаснейшие, при этом помечая шифровку цифрами, обозначающими степень опасности. И Джидай в другом случае залепил бы код где-нибудь на крыше, но салагам в сегодняшней игре он дал послабление: код нарисован белой краской на ступеньках лестницы, только его никто не видел сейчас. Что-то подсказывало Джидаю, Гарик тоже не увидел…

– Блин, куда он делся?! – кончилось терпение у Федора.

Идя к ребятам, Майка тоже водила лучом фонарика в поисках приятеля, но оступилась и со всего маху села на костлявую пятую точку, выпустив фонарик из руки. Вскрикнуть не посмела, а закусила губу до крови. Меньше всего ей хотелось сейчас, чтоб кто-то еще услышал ее крик, кроме тех, кого она видела собственными глазами. Это безотчетный страх перед неизвестностью, доставшийся от предков с незапамятных времен. Потянувшись за фонариком, Майка, все еще сидевшая на камнях истории, снова потеряла равновесие и завалилась вперед.