Паула Гослинг - Ответная месть

Он закончил, с глубокой горечью произнеся последние слова. Перед ними был выжатый, убитый горем человек.

Миссис Ричмонд появилась с чашками кофе на подносе. Это была маленькая увядшая женщина с огромными блестящими глазами. На подносе было и блюдо с домашним печеньем.

— Я подумала, что вы все, должно быть, проголодались, — застенчиво произнесла она. Хотела выйти из комнаты, но Ричмонд догнал ее. Ничего не сказал, только прижал ее ладонь к своей щеке. Она погладила его по голове, как ребенка, а затем улыбнулась полицейским поверх головы мужа, как бы извиняясь за него. Фрэнк Ричмонд взял чашку, положил туда сахар из сахарницы и предложил всем кофе. Чашку он держал двумя руками, как будто хотел, чтобы тепло от нее проникло в его тело.

— Что был за вызов?

— Что?

— Что был за вызов, по которому вы выезжали тогда… — Нилсон, жестикулируя, пролил немного кофе на ковер.

— А! Поджог. Кто-то развел несколько небольших костров в подвале здания, предназначенного на снос, есть любители заниматься такими шуточками; но поскольку это все же поджог, пожарные вызвали нас. Мы и поехали. Дети, скорее всего, развлекались — какой-то бессмысленный поджог. Везде разлит керосин, валяются скомканные газеты… пожарных вызвали прежде, чем все как следует занялось, — наверно, хотели услышать вой сирен, увидеть мчащиеся машины. Мы обсудили с пожарниками детали происшествия и отправились обратно.

— А откуда приезжали пожарные?

— Из тамошнего депо — знаете район Гэлло? Они расположены на Эвергрин. Мы направлялись с пожара обратно в участок, когда этот автомобиль догнал нас, водитель поднял руку с пистолетом — и вышиб Сэнди мозги.

Его лицо было неподвижно, как будто он боялся, что одолевавшие его чувства отразятся на нем, но видно было, как пульсировали жилы на виске и на шее. Он сглотнул комок в горле, вздохнул и отвернулся.

— Все это изложено в моем рапорте. Я уже говорил об этом.

— Дело в том, что мы начинаем расследование снова, с самого старта, если можно так сказать. Раньше у вас интервью брала местная служба, а мы — из центра, — сказал Пински. — Все это очень тяжело, но ничего не поделаешь. Мы читали ваш рапорт — там все изложено четко и полно, но мы просто хотели услышать, как вы все это воспринимаете. Может быть, выяснилось бы что-нибудь особенное, какой-то маленький штрих.

— Я, наоборот, стараюсь все забыть, а не вспоминать.

— Мы хотим добраться до этого сукина сына, а вы разве нет? — воскликнул Нилсон.

Ричмонд мрачно взглянул на него:

— Я тоже хочу. Но наш священник говорит, что я не должен никому мстить, И я стараюсь не делать этого. Ведь я не могу вернуть ни Сэнди, ни остальных.

— Это так. Но ведь можно остановить его, чтобы он не убивал еще и еще.

— Да, вы правы, я понимаю, что вы правы, — вздохнул Ричмонд — он уже не мог сопротивляться. — Но ведь я его не разглядел, его загораживал от меня Сэнди, понимаете? Сэнди сидел за рулем, я был на радиосвязи, когда эта чертова машина поравнялась с нами. Это был черный «камаро». Солнце было как раз над ним, поэтому тот, кто сидел в машине, казался просто черной фигурой. Сэнди выругался, потому что этот парень прижался к нам. А тот поднял руку, на пистолете отразился луч солнца — потом везде кровь, мы врезались в стену… вот и все. Больше ничего не помню. Очнулся в госпитале, весь перевязанный. Мне не рассказали о Сэнди, о нем вообще никто не говорил, именно поэтому я догадался, что он умер. Сразу догадался.

— Вы сказали, что Рэндолф был «недостаточно жесток» для уличной работы, — сказал Нилсон. — Что именно вы имели в виду?

Ричмонд пожал плечами. Он сидел в кресле, на нем был свободный бежевый свитер с вырезом, под свитером светло-голубая форменная рубашка. Свитер с одного бока пристал к ворсовой обивке кресла, и от этого Ричмонд казался кривобоким.

— Сэнди любил книги по психологии, социологии — ну и тому подобное… покажи ему подростка, захваченного с ломиком в руках у развороченного сейфа, и он сразу постарается «понять» его психологию — вместо того, чтобы сразу арестовать. У нас было несколько таких случаев — и пару раз он, как бы это сказать? — «принимал свое решение», понимаете?

— Что ж, иногда это оправданно, — мягко проговорил Пински.

— Иногда, согласен. В других случаях — нет. Ведь никогда не узнаешь заранее: может быть, этот сукин сын завернет за угол, а потом вернется за тем же, а? Над ним часто смеялись, но он как бы и не замечал этого. Правда, последнее время он все же стал кое-что понимать. Район Гэлло — это вам не Блумсбери-Хиллз, в конце концов. День за днем жизнь вас учит, и вы начинаете понимать, что можно, а чего нельзя. Впрочем, это теперь не имеет значения.

Они немного помолчали.

— Ну вот та темная фигура в «камаро» — что-нибудь еще вы заметили? — спросил Пински.

— Да нет. Просто темная фигура, я бы сказал, силуэт.

— Плечи широкие или узкие? — снова спросил Пински, поставив пустую чашку на поднос и выбирая на блюде еще одно печенье. — Силуэт был широкий или узкий?

Ричмонд прищурил глаза.

— Широкий, — наконец ответил он.

— Шея короткая или длинная? — спросил Пински с набитым ртом.

— Длинная, — после долгой паузы.

— Форма головы?

— Круглая. Нет — массивная, скорее квадратная, чем круглая.

— А на голове?

Ричмонд открыл глаза — он больше не копался в собственной памяти, а уставился на Пински.

— Как понимать — что на голове?

— Кудрявая или гладкая? — громко спросил Нилсон. — Были у него волосы или он лысый? Или же на нем была шляпа?

Ричмонд вдруг усмехнулся:

— Да, на нем было кепи, черт побери! Когда он смотрел вперед, можно было увидеть козырек, а когда повернулся к нам — нет. Если бы он был в шляпе, то поля видны были бы, как бы он ни поворачивался, верно ведь? Кепи, вроде бейсбольного!

Пински откинулся в кресле и отправил в рот остатки печенья:

— Верно.

— Ах, сукин сын! Я никогда и не задумывался об этом раньше.

Они еще минут двадцать поговорили с Ричмондом, но кроме этой маленькой детали ничего больше не узнали. Когда они выходили, Пински был доволен.

— Ну вот, мы узнали о кепи, — сказал он.

Нилсон посмотрел на него с некоторым сожалением.

— Нед, восемь миллионов кепи может оказаться в этом проклятом городе. И одно из них — на убийце.

— Кому же на самом деле принадлежит «Кот»? — спросил Страйкер.

— Какой-нибудь церкви, а возможно, кому-нибудь еще, — ответил Тос, когда проглотил, наконец, макароны. — Только не католикам — если бы католикам, я бы знал.

— Думаю, нам следует это проверить, — сказал Страйкер, передавая Дэйне сыр «пармезан». — Из разговора с отцом Фини я понял, что Хоторн проверял их.

— Почему ты так решил? — спросила Дэйна, сдабривая сыром свои равиоли.