Паула Гослинг - Ответная месть

Он вздохнул теплый воздух, стараясь задержать ощущение весны, затем сказал:

— Ну хорошо, оставим.

Они шли к машине.

— Кто такой Эберхардт? — спросила она, в то время как он отпирал дверцу.

— Мерзкий тип, любил резать людей охотничьим ножом, — ответил Страйкер. — Мы с Тосом отправили его за решетку три года назад. Как насчет того, чтобы позавтракать?

— Хорошо бы.

Он закрыл дверцу и обошел машину, чтобы взглянуть на колесо. Затем сел — и сидел задумавшись, не включая зажигание.

— А что у тебя против Хоторна, между прочим? — осторожно спросил он. — Что-то было?

— Это личное.

— Так вот почему ты была послана поддерживать связь?

— Может быть. Мой начальник в департаменте обладает чувством юмора.

— Хоторн, чувствуется, не был удачлив.

Она смотрела прямо перед собой.

— Напротив, он был удачлив. Удача — все, о чем он заботился. Побеждать — это было хобби Гэйба Хоторна.

— И?..

— И — все. Думаю, если что-то и даст проверка телефонных разговоров, — обнаружится лишь, что Гэйб звонил Ентолу. И звонил он не по старой дружбе — он звонил, чтобы использовать Ентола. Гэйб всех использовал. Он не ведал сомнений, когда шел наверх; а за спиной оставались отпечатки его ботинок на лицах поверженных — его победный путь…

— Звучит так, будто ты его ненавидела.

Она глянула искоса.

— У тебя хороший слух.

Он включил зажигание.

— Давай позавтракаем, — только и сказал он.

Была очередь Пински свидетельствовать в суде по делу Бронковски, поэтому допрашивать последнего напарника Меррили Трэск, Стива Чина, пошли Тос и Нилсон. Стив был американцем китайского происхождения; с быстрой усмешкой, красивый, невысокий и плотный; зубы у него были белые, но один, золотой, посверкивал в углу рта.

— Парень, Меррили — она была настоящая бой-баба, — сообщил Стив. — Не раз меня разносила так, что я готов был обделаться со страху. Работать вместе с ней — это все равно что иметь в охране личную роту морских пехотинцев. Понимаешь? Я поверить не мог, когда мне сообщили, что с ней — все. Я тогда сказал, не меньше шести человек нужно, чтобы ее уложить. Или танк. Но нет — просто один выстрел. Так?

— Так, — подтвердил Нилсон, загипнотизированный ритмичным появлением, исчезновением и вновь появлением золотого зуба при быстрой улыбке и речи Чина.

— Мы просмотрели ее отчеты. Как ты думаешь, были старые недоброжелатели, которые что-то имели против нее?

— Ни одного не припомню, — сказал Чин. — Вы полагаете, что есть кто-то, кто из мести или зависти прикончил всех этих офицеров?

— Мы не знаем, — подчеркнул Тос. — Мы используем в расследовании каждую возможность. Как насчет ее личной жизни? Там кто-то был?

Бывший напарник задумался.

— Она была в разводе, к мужикам относилась сурово, — но она не была лесбиянка или что-то в этом роде.

— Ты уверен? — спросил Нилсон.

Странное выражение появилось на лице Чина.

— Уверен, — подтвердил он.

— Любовники?

— Нет, она сказала, что не желает больше эмоций. Она была одинокой, я так думаю, и все отдавала работе. Готовилась что было сил к сержантским экзаменам: работа для нее была вся жизнь. Понимаешь?

— И вот что дала ей работа, за все ее старания, — грубовато заметил Тос.

Чин покачал головой.

— Я до сих пор не могу поверить, что она уже не ввалится сюда и не заорет на меня, чтобы я, осел, бежал к машине — она готова ехать. Говорят, я и до сих пор вздрагиваю, как услышу женский голос в холле. — Снова быстрая усмешка. — Я никогда не бывал в обиде — она была великолепная девчонка и мне очень нравилась. Когда мне рассказали, что с ней стало, я испытал настоящее горе — и до сих пор не могу успокоиться. У меня уже не будет напарника как она, это точно. — Опять странное выражение мелькнуло на его лице. — Может, и не проживу долго без нее.

— Она любила риск? — спросил Нилсон.

— Риск? Она брала на себя ответственность, парень. Я был старшим офицером, но ее это не волновало: она все знала — и за все бралась.

— И ты не возражал?

Стив усмехнулся:

— Знаешь, в ней было больше веса.

— Ну хватит, — нетерпеливо сказал Тос.

Пожав плечами, Чин отодвинул стул и положил ноги на свой стол. Вокруг них стояли шум, суета, бесконечное движение, но Чин был спокоен и почти заторможен.

— Ладно. Факт, хорошо сработались, понимаешь? Я не агрессивный тип, а она дополняла меня. Во всяком случае, я ей очень благодарен. Наши отчеты несколько раз занимали первые места в округе, пару раз нам приказом выносили благодарность…

— А пару раз — нарекания, — ввернул Нилсон.

— Конечно, и это… — Впервые Чин почувствовал себя неуверенно, и его жизнерадостность как-то сразу испарилась. Он даже будто стал меньше ростом, как ни странно. — У нее была такая особенность, знаете… Как говорится, слишком много энтузиазма.

— Ты имеешь в виду, что она то и дело вышибала дух из подозреваемых? — язвительно подхватил Нилсон. — Игнорировала некоторые правила, как и ты сам?

— Да, — неохотно подтвердил Чин. — Я же сказал вам: она была бой-баба. И вспыльчива. Она не говорила, конечно, но я думаю, муж развелся с ней оттого, что она его поколачивала.

— А тебя она ни разу не побила? — полушутя спросил Нилсон.

— Не настолько, чтобы это было видно, — ответил Чин, и его кожа слегка потемнела.

Нилсон долгим взглядом посмотрел на него.

— Так ты признаешь, что она тебя била? — не веря своим ушам, переспросил он.

— Ты слышал, что я сказал, — ответил Чин, и его кожа стала еще темнее.

— Но отчего?

Чин смотрел в пол.

— У нее были слишком высокие требования, — спокойно пояснил он. — Да, она требовала многого: и на работе, и после.

— А ты виделся с ней после работы?

Чин поглядел в сторону, взял карандаш, долго разглядывал его, вертел в руке, затем продырявил им свой блокнот, карандаш сломался… Чин выбросил его в корзину.

— Иногда, — наконец ответил он.

Наступила тишина: никто из троих не решался заговорить.

Тос сделал невинные глаза, а на лице Нилсона отчетливо можно было прочесть, что он начинает понимать… Не знаешь, плакать здесь или смеяться, думал он. Бедняга.

— Не думаю, чтобы нам было это интересно, — наконец сказал он.

— И я не думаю, — согласился Чин.

— А ты уверен, что не подстрелил ее сам?

Чин вздохнул:

— Я уж подумывал об этом.

— И что же тебя остановило?

— Никто бы не поверил, что я отказывался от ее предложений, — грустно сказал Чин. — Говорю тебе, выглядела она очень даже неплохо. На вкус большинства людей, по крайней мере.

— Бог мой, — прошептал Нилсон. У него появилось чувство, что Чин был рад признаться, хотя и под давлением, в том, что на себе испытал такую необычную форму полицейских «зверств». Чин был прав: многие копы подумали бы, что парню повезло. Подумал бы так и сам Нилсон, если бы не был достаточно тонок, чтобы почувствовать грусть и боль под маской жизнерадостности. Здесь было унижение всех видов.