Виктория Готти - Кто-то следит за мной

Моему мужу, Кармайну, и нашим детям. Я благодарю вас за ваши безграничные выдержку, поддержку и любовь, которые я постоянно ощущала, несмотря на то что изнурительные часы работы иногда не позволяли мне уделять вам должного внимания. Прошлое важно, настоящее бесценно, будущее обещает быть еще прекраснее.

Моим ангелам, Фрэнку и Джастин. Самый светлый уголок моего сердца всегда будет принадлежать вам.

Выражаю глубочайшую благодарность моей маме и лучшей подруге, Виктории, за их постоянные любовь и заботу и благодарю моего отца, Джона, за слова поддержки. Не напрасно ты говорил и говоришь мне, что нам под силу осуществить наши мечты.

Моей сестре, Энджел, и моему брату, Питеру, с их невероятным чувством юмора, которые помогали мне расслабиться в самые трудные моменты. И моему брату, Джону, который спешил на помощь по первому зову. Семья — фундамент, на котором покоится здание благополучия, и я никогда не смогу в должной степени отблагодарить их. Я вас всех очень люблю!

Особо нужно отметить моего агента, Фрэнка Уаймена, с его решительностью и настойчивостью, благодаря которым я продолжила удивительное путешествие по стране Фантазии. Я также в огромном долгу перед Марвином Корнбергом и Николасом Кассом, которые поделились со мной своим опытом в ведении уголовных дел, и доктором Френсис Колон, многое рассказавшей мне о душевных болезнях.

Низко кланяюсь издательству «Краун паблишерс», особенно Чипу Джибсону, Эндрю Мартину, Стиву Россу, Хилари Басс (первоклассному пресс-секретарю), Эми Берстайн, Лори Старк, Уитни Кукмену, Энтони Лоу, Карен Минстер, Джейн Сирл, Соне Вогел, Джо Фейген и Ребекке Стронг.

В высшей степени благодарна Рейчел Кахан, она — неисчерпаемый источник афоризмов, шуток и удивительно точных слов.

И наконец, тысяча благодарностей моему редактору и другу, Сью Карсвелл, которая не раз помогала мне неоценимыми советами.

Виктория Готти,

Олд Уэстбери, Лонг-Айленд.

Много людей прошло по этой земле до меня. Сейчас я не думаю о них, потому что все они принадлежат прошлому. Ворота кладбища Святого Карла в Фармингдейле на Лонг-Айленде — высокие, давящие, пугающие. Справа от них, спрятавшийся за длинным рядом аккуратно подстриженных сосен, стоит коттедж сторожа, из которого выходит невысокий старичок с глубоко посаженными карими глазами и седой бородой. Он спешит навстречу одному из тех, кто пришел попрощаться со мной, — человеку, сыгравшему самую важную роль в моей истории. Человек что-то говорит сторожу. Доставая из нагрудного кармана сигарету, сторож улыбается и указывает на уже собравшуюся толпу. Они приехали вместе, как и положено, в траурном кортеже.

Те, кто уже стоит у могилы, знакомы человеку, о котором я пишу, хотя многие не знают друг друга. В конце концов, событие это торжественное, требующее от представителей высшего света соблюдения определенных правил, пусть даже некоторые из присутствующих и не упоминаются ни в каких светских реестрах.

Священник начинает отходную.

Никто из пришедших проводить меня в последний путь не слушает. Мои чувства, обостренные уходом из этой жизни, улавливают мысли тех, кто стоит у гроба; каждый из них что-то вспоминает. Один — мои дурные поступки, отсутствие у меня совести; другой, со слезами, переполненный печалью, думает о том, как любил меня, обо всем том, что мы делили друг с другом. И только мысли человека, которого я выделяю среди остальных, недоступны мне.

Десятки красных роз аккуратно сложены у моей могилы. Священник уже молчит. Каждый выступает вперед, поднимает розу, бросает на мой гроб, смешивается с толпой. Ужасно холодно. Земля припорошена снегом. Ее уже схватил мороз. Скоро мое тело ляжет в нее и навечно останется в ней.

Священник, выполняя традиционный католический ритуал, проводит рукой над моим гробом, и все мои родственники и друзья, мои враги, мой ребенок прощаются со мной навеки.

Моя дочь хоронит меня, потому что от нее этого ждут, хотя она не знала, каким я был при жизни. Если бы она могла прочитать мои мысли, я бы попросил ее не судить меня слишком строго. Я был слаб, я ошибался, то есть жил. А жизнь, моя очаровательная девочка, подбрасывает сюрпризы за каждым поворотом дороги, причем не только приятные. Подожди, моя маленькая, пока проживешь с мое, а уж потом осуждай меня.

Служба закончена. Могильщики подняли мой гроб, чтобы опустить его в землю. Я замечаю, что человек, который дорог мне больше других, уходит первым, возможно, чтобы избежать общения. Расходятся и остальные, а мне хочется крикнуть им вслед: «Не лейте слез, ибо я не чувствую боли!» Мое тело, заключенное в деревянный кокон, более не мое. Моя душа отделилась от него и поднялась над ним, чтобы отправиться в другое место, где жизнь, возможно, легче и лучше. Я набираю высоту.

«Отец, отпусти мне грехи мои…»

Близость смерти всегда возбуждала его. Билли поднялся с кровати, подтянул брюки, отступил на шаг, чтобы охватить взглядом всю сцену. Он смотрел на недвижимое тело, грациозно вытянувшееся на сбившихся дешевом велюровом одеяле и застиранных до дыр простынях. Красивая, умиротворенная женщина. Глаза закрыты, словно она спит, белокурые локоны ниспадают с подушки на потрепанный, видавший виды матрац. Белая кружевная комбинация, расшитая бисером, которую он ей купил и заставил надеть, удачно гармонировала с украшенной горным хрусталем диадемой на голове.

— Надень, — чуть раньше приказал Билли женщине.

— Нет, я…

Не обращая внимания на ее возражения, он закрепил диадему на волосах. Потом слез с кровати и направился к портативному стереопроигрывателю, который принес с собой на этот «романтический» вечер. Кассету он подобрал и поставил заранее. Нажатие кнопки — музыка заполнила комнату.

Билли вернулся к кровати, взял ее за руки. Его пульс участился.

— Давай потанцуем под этот свадебный марш.

В ее глазах появилось долгожданное выражение. Когда она отказалась, он сел рядом на затянутый полиэстером матрац. По ее глазам он все видел: она начинала понимать, что этот вечер закончится не так, как всегда.

Осознав, что ей грозит опасность, эта полуголая девица, которую он снял в стрип-баре, отреагировала точно так же, как и остальные. Первым делом заговорила, нервно, торопливо: