Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти

— Ничего, я готов любить тебя тайно.

Ница встала и благодарно посмотрела на него:

— Какой ты милый. Неужели будешь плавать со мной по полгода в круизах?

— Буду! — решительно подтвердил Леонтович и подумал, что утопился бы еще до конца первого круиза.

На его счастье позвонил граф. Он был готов занести вещи. Леонтович отправил Ницу в туалетную комнату. Для страховки закрыл дверь на запор и накинул халат.

Павел внес с собой нервное возбуждение, которое сразу же передалось шоумену. Раскидав вещи Ницы по каюте, он заставил графа сесть и все рассказать.

— Маркелов в наших руках, — прошептал Павел. — У Антигони не хватило мужества и жестокости, чтобы расстрелять всю охрану. Значит, готовься к тому, что твою медсестру схватят в первую очередь.

— А потом начнут пытать меня, — грустно заметил Леонтович.

— Да, но охрана же подтвердит, что это не она. С тебя взятки гладки.

— А что скажет моя жена, когда какой-нибудь журналист опишет вашу героическую акцию? Проникнется уважением, как к герою Чернобыля?

— В моей каюте тоже чужая женщина, — выдвинул аргумент граф.

— Никогда не думал, что служить родине придется таким тяжелым и грубым способом, — вздохнул Леонтович.

— Лучше было бы, чтобы медсестра осталась у тебя до утра.

Леонтович посмотрел на него глазами, полными неподдельного страдания.

— Ни за что! — выкрикнул он. — Я отдал родине все, что мог, Теперь моей потенции уже никакая радиация не страшна!

— Хорошо, хорошо, пусть уходит, — согласился граф. — Завтра мы арестуем Апостолоса и вздохнем спокойно.

Он подмигнул печальному, измученному шоумену и оставил его для последних прощальных поцелуев благодарной медсестры.

У лифта его остановила Татьяна. Она была пьяна и очень агрессивна.

— Я уже тебе не нужна? Сделала свое дело и пошла вон?

— Успокойся, пойдем посидим у бассейна, — он обнял ее за талию. — У меня есть хорошие новости.

— Плевала я на них! — оттолкнула его Татьяна. — Не прикасайся ко мне. Я навсегда опозорена. Зрители будут показывать на меня пальцем и говорить — это та знаменитой артистка, между ног которой убили ее любовника.

— Наоборот. Все будут тебя жалеть. Ведь ты чуть не стала жертвой изнасилования, — постарался как можно спокойнее объяснить ей Павел.

— Попытка? Да он полчаса трахал меня, пока этот козел раздумывал — идти или не идти!

— Этот козел уже связан и находится под нашей охраной.

Павлу все-таки удалось увлечь Татьяну за собой. Они нашли темное пространство между подвешенными шлюпками. Там можно было спокойно поговорить.

Татьяна закурила. Первая волна истерии прошла. Но злость продолжала клокотать в ее груди. Она, выступив в такой кровавой драме, не получила главного — аплодисментов. После истории с Воркутой она мгновенно стала самой популярной женщиной круиза, а на этот раз о ней быстро забыли. Никто даже не посочувствовал. А граф не соизволил навестить ее. Можно подумать, что на Татьяне каждый день закалывают по любовнику. Эти мысли подняли вторую волну истерики.

— Ты заставил меня поверить в мафию на корабле, но никаких доказательств у тебя нет. Все, что мне об этом известно, так только то, что ты проводишь ночи с любовницей господина Ликидиса. Интересно поглядеть на него, когда он узнает об этом!

— Уж не ты ли побежишь ему сообщать?

— А почему бы нет? Заодно и про радиоактивные отходы выясню.

— Скорее всего тебе объяснят, но не словами, а пулей в лоб.

Татьяна закурила. Смерила графа презрительным взглядом.

— Меня пугать? После того, что я пережила? Котик, опомнись.

Так некстати Татьяна затеяла выяснение отношений. С ней, когда она пьяная, граф совершенно не мог разговаривать. Поэтому решился на крутую меру. Он взял ее под руку и потащил за собой.

— Пошли. Сейчас я предоставлю тебе доказательства. Хватит меня ревновать к несуществующим любовницам! Нам всем нужно предотвратить преступление, а не ругаться между собой.

Он постучал в дверь каюты Шкуратова в тот момент, Когда Ильи Сергеевич уже совсем было разжалобил артиста, и тот согласился развязать ему руки.

— Послушай, Павел, — заплетающимся языком обратился к нему Егор. — Он мне во всем признался. Ты, старик, неправ. Господин Маркелов ни в чем не виноват.

Павел четко оценил обстановку. Он рванулся к сидящему в кресле Маркелову и пригнул его голову к коленям. Руки были почти развязаны.

— Какой ты дурак! — крикнул граф. — Он бы тебя пристрелил.

Граф распутал веревки и накрепко перевязал руки Маркелову. Сел рядом с ним и попросил, показывая на Татьяну.

— Расскажите ей, Илья Сергеевич, о радиоактивных отходах, которые вы везете в трюмах, чтобы, по всей видимости, закопать в брянских лесах.

— Да не слыхивал он об этом, — вступился за бизнесмена Шкуратов.

— Никаких отходов нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно. Допускаю, что Лавр и Янис за моей спиной затеяли какую-нибудь контрабанду, но я здесь ни при чем.

— Слышишь? — напирал на Павла артист.

Татьяна презрительно хмыкнула. Подошла к столу, взяла автомат и наставила на Маркелова.

— Ты мне скажешь правду. Клянусь, не знаю, как работает эта штука, но она выстрелит.

Маркелов побледнел. Он, как и граф, знал, что пьяная Татьяна способна на все.

— Говори, котик… — прошептала она.

— Не бойся его убить. Суд все равно докажет его вину. Апостолос не дурак. Он на себя все брать не собирается.

— А где адмирал?

— Сидит связанный, как и ты. Но, в отличие от тебя, кается, — сблефовал граф. — Не веришь? Тогда вспомни лицо медсестры, освободившей тебя.

— «Освободившей», — с ненавистью проворчал Маркелов. — Где ты видел?

— Видел. Это Антигони. Любовница Апостолоса и сотрудник Интерпола. У нее есть записи ваших разговоров.

— Врешь, — прохрипел Илья Сергеевич.

— Про Антигони не врет. Сама видела, — подтвердила Татьяна и, ткнув Маркелова дулом в грудь, прошипела: — Говори!

Он вздрогнул, голова свесилась на бок, и губы чуть слышно произнесли:

— Это было предложение греков. Я был против, но меня вынудили. Есть свидетели покушения на мою жизнь на трассе из Шереметьева.

Татьяна опустила автомат. Егор протрезвел и, извиняясь, заглянул в глаза графа. Этот поединок Павел выиграл.

Ночью неожиданно корабль попал в сильнейший шторм. Ветер завывал с такой силой, что казалось — рядом разогревают турбины сразу несколько реактивных самолетов. В беспросветной темноте ночи судно то взбиралось на волну, то неслось стремительно вниз. Капитан Папас приказал перейти на аварийное освещение.

Тусклый свет поселил в душах пассажиров мистический ужас. Огромный корабль, ранее не вызывавший сомнений в своей надежности, превратился в щепку, бросаемую разбушевавшейся стихией.