Клод Жост - Иллюзии успеха

— Когда вы в последний раз видели Шарля Вале?

— Вчера, ближе к вечеру. Наверное, часов в семь. Он заскочил ко мне сюда, в галерею.

— Сколько времени он здесь оставался?

— Максимум десять минут.

— Цель визита?

— Принес проект открытия моей будущей экспозиции. Ему удалось добиться участия телевидения в вернисаже. Антенн-2, если хотите более точно. — Она вытащила из ящика стола папку с бумагами. — Вот здесь все. Мы должны были подробнее обсудить это сегодня вечером.

— Где?

— У меня.

— Вы не заметили в господине Вале ничего необычного?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, скажем… Был ли он чем-то озабочен? Может быть, нервничал?

— Ничуть.

— Сколько времени вы его любовница?

— Полгода. — Она смотрела на него прямо, с каким-то даже вызовом.

— Вы его любили?

Сандра коротко и резко рассмеялась.

— Это — мои подробности, комиссар, и я, право, не понимаю, чем могут оказаться вам полезны сведения о степени интенсивности моего чувства к Шарлю!

— Позвольте мне самому судить об этом.

Она немного подумала и начала с легким жестом, от которого с руки соскользнул ее браслет.

— Хорошо, допустим. Допустим, я очень любила Шарля. Мне нравился его юмор, его острый ум, он был критиком от Бога… Можно добавить, что он был красивым мужчиной и что физически мы отлично подходили друг другу.

— Как вы восприняли известие о его смерти?

Она мотнула головой.

— Ну, вот! Приехали! Скажи мне, как ты воспринял, и я скажу, кто ты! Если бы вы застали меня дома, в постели, бледную, распухшую от слез, накачавшуюся транквилизаторами, вы бы тут же прониклись ко мне состраданием и глубокой симпатией, и… Дайте же мне договорить!

— Ради Бога.

— Так вот — нет, нет и нет! Я не рыдаю! Не принимаю транквилизаторов. Я — на работе, в галерее. Больше того, если сейчас сюда войдет клиент, вы увидите, с какой милой улыбкой и с каким терпением я стану расписывать ему достоинства той или иной картины. Но не стоит приходить к выводу, что смерть Шарля оставила меня безразличной. Как я восприняла? Что испытывала? Шок! Потрясение. Сначала просто не поверила, потом стала, как каменная, кончилось все смирением перед судьбой. Смерть сегодня не то, чем она была раньше: слишком много людей умирает каждый день — неважно, где, и неважно, как. В конце концов, моя чувствительность притупилась. Когда-то к смерти относились как к чему-то исключительному, хотя на самом деле она всегда была неизбежным итогом нашего земного существования. Но все же не красовалась постоянно на первых полосах газет! А еще — у меня нет привычки демонстрировать свои чувства. Я не плачу на похоронах, не сюсюкаю на крестинах, а на свадьбах мне скучно. Горе — это лично мое! У каждого свое понятие о скромности, комиссар. Я не скрываю своих связей, но молчу о своих чувствах… Думаю, я достаточно полно ответила на ваш вопрос?

Тьебо слушал Сандру и посасывал трубку с полузакрытыми глазами, словно растворяясь в царившем в комнате нежном тепле. Там, за окнами, под серым небом куда-то спешили прохожие. Впрочем, там-то, хочешь-не хочешь, будешь торопиться.

— Вы с Вале жили вместе?

— Если я не вышла замуж, комиссар, то, наверное, не для того, чтобы поселиться вместе с мужчиной, каким бы привлекательным он ни был… Шарль жил у себя, я у себя, и мы встречались, когда нам этого хотелось.

— У кого чаще: у вас или у него?

— Я эгоистка и потому предпочитаю принимать у себя. Мне нравятся моя квартира, обстановка, атмосфера, которую я создала. Все это образует единое целое, и ничем его не заменить. Повторяю еще раз: я эгоистка и люблю сидеть дома. Кроме того, сама идея о том, что надо отправиться к мужчине, чтобы заниматься там любовью, рождает во мне ощущение, что я иду в публичный дом! К тому же, полагаю, что имею право на то, чтобы меня любили у меня дома. Или, если угодно: думаю, что стою того, чтобы ради меня сдвинуться с места.

Естественный цинизм или показной?

Столько вопросов, а ответа не найти: свидетельница словно ускользает из рук.

Тьебо решил вернуться к личности Шарля Вале. Может быть, Сандра станет податливее, может, она будет охотнее сотрудничать с ним, если почувствует, что он отказался от мысли анализировать ее ощущения…

— Шарль Вале был одним из лучших пресс-атташе Парижа. Так, по крайней мере, считают люди, с которыми он работал. Вы разделяете их мнение?

Сандра Левассёр помедлила с ответом.

— Я сказала бы немножко не так. Он был весьма энергичен, очень хороший психолог, его внешность и способ выражать свои мысли открывали перед ним все двери, и у него были обширные знакомства, огромные связи… Что же касается меня лично… Если хотите знать, я доверила ему информацию об одном из моих вернисажей и ничуть не пожалела об этом, напротив, была очень довольна тем, как он все сделал.

— Ну, а теперь, когда мы поговорили о профессионале, расскажите мне о человеке. Каким Шарль Вале был в личной жизни?

— Я ведь знала его исключительно с лучшей стороны, комиссар, — сказала она каким-то тусклым, бесцветным голосом. — В этом преимущество любовниц перед законными женами. Ко мне он приходил в гости, это накладывало на него целый ряд обязательств. Ему полагалось всегда быть в хорошем настроении, проявлять галантность, повышенное ко мне внимание, предупредительность, тонко шутить, не переходить границ… Короче, переступая мой порог, он должен был оставлять за ним все свои заботы и делать все для того, чтобы заставить меня забыть о моих… — Она не дала ему задать следующий вопрос. — Я, кажется, ясно сказала вам: я — эгоистка!

— Напоминать ни к чему, я эту черту отметил. Вы встречались регулярно?

В глазах Сандры заплясали огоньки.

— Я же не автобусная линия, господин комиссар! Пусть уж заботится о регулярности компания, ведающая городским транспортом. Мы с Шарлем часто звонили друг другу и, в зависимости от настроения и занятости каждого из нас, договаривались, встречаемся или нет. Иногда виделись два дня подряд, иногда проводили вместе три уикенда, а то и совсем не виделись пару недель.

Тьебо проследил взглядом за почти идеальным колечком дыма, медленно поднимающимся к потолку.

— Вы так настойчиво говорите о своем эгоизме… Позвольте узнать: сочетался ваш эгоизм в отношении к Шарлю Вале со стремлением иметь на него, так сказать, монополию, или нет?

Она посмотрела полицейскому прямо в глаза.

— Я ведь сказала вам, что очень его любила. В таких случаях «монополия», как вы выразились, ничего не значит. Напротив, по-моему, на первом месте должна стоять забота о том, чтобы другой не выглядел смешным. Мне было бы весьма неприятно узнать, что Шарль открыто показывается с другой женщиной, понимаете? Можно ведь, господин комиссар, делать все хотя бы с минимумом элегантности…