Андрей Дышев - Женат на собственной смерти (сборник)

— Да уже давно готов, — ответил Бревин. — Это вам мое лицо почему-то не нравится.

— Скажите своими словами, что жизнь на острове изменила вашу сущность, — подсказал Гвоздев. — Что вы познали себя, свои возможности, определили запас прочности…

Тут вдруг Бревин скривился, схватился за живот и проворно вскочил на ноги.

— Начинайте пока без меня, — пробормотал он, выискивая кусты погуще. — А мне надо с японской кухней распрощаться… Будь прокляты тэккомаки, сякэ рору вместе с икрой морского ежа…

С этими словами он вприсядку побежал в заросли и там надолго притих.

— Если мы каждый раз будем столько времени тратить на съемки… — начал было роптать Чекота, но Гвоздев его решительно перебил:

— Денег хочешь?

Оператор денег хотел и замолк. Некоторое время спустя Бревин снова появился на полянке. Он шел неторопливо, и, несмотря на его коричневое от глины лицо, было видно, что он вовсю наслаждается жизнью.

— Поехали! — махнул он рукой и сел у шалаша.

— Мотор! — скомандовал Гвоздев.

— Что я могу сказать? — начал Бревин, с вдохновением пересказывая те слова, которые ему сказал Гвоздев. — Я познал себя. Свою суть. Много чего там было. Но теперь я знаю, что у меня внутри, и по этому поводу могу сказать определенно…

И вдруг Чекота, отвалившись от камеры, согнулся в три погибели и неистово захохотал. Он держался за живот, задыхался и тряс головой, отчего его козлиная бородка мелко дрожала, словно хвост трясогузки. Он хохотал до слез и все никак не мог остановиться.

День выдался по-настоящему теплым. База расслабилась. Над палатками и машинами плыл дымок мангалов. На песчаном пляже обслуживающий персонал азартно играл в волейбол. Мяч то и дело падал в воду, и его вытаскивали длинным удилищем. Подвыпившие технари, схватив какого-то несчастного за руки и ноги, прямо в одежде сбросили его с причала в воду. Он поднял тучу брызг, вынырнул и заорал так, что дружно залаяли дворняги, уже который час пасущие мангал. Закачались на легкой волне, постукивая друг о друга бортами, две моторные лодки. Дежурный наблюдатель, торчащий на спасательной вышке, словно мулла на минарете, с тоской смотрел на острова и зевал.

Кира сидела в шезлонге в тени сосны и читала журнал. Она была в наглухо застегнутой штормовке, правда, без платка, но все равно умирала от жары. Совсем нетрудно было бы снять штормовку, но Кира предпочитала другой способ борьбы с жарой. По мере того как солнце уходило в сторону и тень сдвигалась, Кира время от времени переставляла шезлонг. Так потихоньку она добралась до Ворохтина, который сидел на пне и с самым серьезным видом строгал ветку. Лезвие ножа легко вонзалось в мягкую и сочную древесину, ветка быстро уменьшалась в размере, и когда от нее оставался огрызок размером с карандаш, он выбрасывал его и поднимал с травы новую.

За этим занятием он провел несколько часов, но ничуть не жалел о растраченном впустую времени. Все равно ему некуда было идти. И дело не только в том, что он дал подписку и не имел права покидать базу. Саркисян до сих пор не обзавелся новым спасателем, а Ворохтин не мог бросить оставшихся игроков на произвол судьбы. К тому же с этого пня вся база выглядела как на ладони, и Ворохтин не выпускал из поля зрения Гвоздева.

Наконец ему надоело сорить стружками. Ворохтин отшвырнул ветку в сторону, вогнал нож в рыхлую сердцевину пня и посмотрел на Киру:

— Смотрела последние репортажи с островов?

— Смотрела, — ответила Кира, опустив журнал на колени.

— Что нового?

— Ничего. Бревин обмазал лицо глиной, чтоб комары не кусали. Лагутин невозмутимый какой-то стал, ничто его не волнует, не беспокоит, и говорит тихо, чуть не засыпая перед камерой.

— А Ботаник?

— Тот умница. Из березовой коры сплел корзинки, подвесил к дереву и хранит в них стратегический запас ягод и кореньев…

— Кто из них будет следующим?

— Что? — не поняла Кира.

Ворохтин встал и принялся ходить вокруг пня, глядя на траву, будто искал грибы.

— У меня не выходит из головы Гвоздев, — произнес Ворохтин. — В том, что за всем этим стоит Саркисян, я не сомневаюсь. Но чьими руками он все это делает? Руками Гвоздева?

— Что делает? — не поняла Кира.

Ворохтина злило, что Кира его не понимает.

— Ты что думаешь? — спросил он, остановившись перед ней и закрыв собой солнце. — Что Павлов шел по пляжу к воде и заметал за собой следы? Чушь! Это убийца Павлова, уходя с пляжа, заметал за собой следы.

— Убийца? — повторила она. Журнал съехал с ее колен, упал на траву и раскрылся. На глянцевой странице загорелый мускулистый мужчина рекламировал изящные трусы в полоску.

— Убийца! — подтвердил Ворохтин. — И Павлов и Лена были убиты. Не хочешь написать об этом статейку? Или взять у меня интервью на эту тему?

С пляжа донесся дружный смех. Монтажер отбил мяч в прыжке, и тот, сделав свечку, упал Гвоздеву на голову. Помреж с виноватым видом чесал темечко, а монтажер костерил его.

— И он будет убивать дальше, — сказал Ворохтин, глядя на Гвоздева. — Рейтинг передачи взлетит еще выше, рекламодатели начнут давить друг друга в очереди, а продюсер будет грести деньги лопатой, пока не останется последний робинзон… Интересно, Саркисян уже решил, кто останется?

— Неужели это мог сделать Гвоздев? — произнесла Кира. — Такой интеллигентный молодой человек! А как же он добирался до островов? Моторки ведь у всех на виду. А только попробуй заведи — такой треск начнется!

— А зачем моторка? Он, как и ты, мог приплыть на обычной весельной лодке.

— До Первого еще можно доплыть на веслах. А сколько придется грести до Четвертого? — возразила Кира.

— Для здорового парня это не проблема, — ответил Ворохтин. — Кстати, а где ты брала лодку?

Кира махнула рукой в сторону:

— Вон, видите постройки? Это детский лагерь. Там же есть лодочная станция. — И тотчас ее осенило: — Хотите, я схожу туда и спрошу, кто и когда брал напрокат лодку?

Ворохтин скептически посмотрел на Киру.

— Так тебе и скажут!

— Скажут! — заверила она. Она загорелась этой идеей и вскочила с шезлонга.

— Очень хочется?

— Как вы не понимаете! Это же настоящее журналистское расследование!

— Понимаю. Жареных фактов захотелось. Сенсации.

Кира стиснула губы и гордо вскинула голову.

— Скажите мне, пожалуйста, за что вы так ненавидите журналистов?

— А ты мне скажи: что ты все время паришься в своей штормовке?

— Не ваше дело! — обиженно ответила Кира и, повернувшись, быстро пошла по берегу в сторону детского лагеря.

— Твои соперники, поди, сейчас с голодухи пухнут, а ты кашу с мясом жрать будешь, — сказал Безымянный, помешивая ложкой в котелке. — Совесть не мучает?