Наталья Андреева - Смерть по сценарию

— Вы ее знаете?

— Да не знаю я никого. Первый год приезжаю на эту дачу, потому что еще прошлым летом был свободен и отдыхал совсем в иных местах.

— Тогда с чего вы взяли, что тетка, а не девушка?

— Потому что Павел Клишин, по словам моей жены, был красавцем. На даче он наверняка от баб отдыхал, зачем ему еще и здесь молодая да смазливая домработница? К нему небось любовницы приезжали. Неужели охота на отдыхе терпеть скандалы? Нет, он должен был приискать особу, которая ему в матери годится, не иначе.

— Я никак не пойму…

— Ну и не надо. Так можно?

— Ну, пойдемте. Может, вы и вспомните чего. — Михин устал от этого разговора, недомолвок, догадок и непонятной конфронтации и, пропустив Леонидова, пошел следом за ним.

Они вышли на улицу, к желтым, пышно цветущим акациям, Леонидов не сразу даже вспомнил, что это акации, так его выбило из колеи это утро: сначала свет и упоение жизнью, потом воспоминания о работе, от которой он получал когда-то удовольствие, если удавалось раскрыть запутанные дела. Теперь сзади него шел этот капитан Михин, рядом с крыльцом остались два пустых ведра, а Саша испуганно выглядывала из-за двери, прижимая к губам голубой, испачканный кашей фартук.

Клишинская дача была последней в ряду домов на длинной деревенской улице. За ней начинался лес, и грунтовая дорога переходила в шоссе. Подъездов к дому было два: один с улицы, другой прямо с шоссе, к воротам со стороны леса. Строение Павла Клишина было поновее, чем леонидовская дача, вернее, недавно отреставрировано. Под небольшой домик подвели кирпичный красно-коричневый фундамент, покрасили, пристроили еще одну террасочку, отделали под жилую комнату второй этаж. Повсюду еще пахло краской, витал запах влажных опилок и свежей воды. Дом был выкрашен в приятный ярко-голубой цвет, забор также покрасили, гараж был закрыт, окна — тоже, но дверь распахнута, и везде люди, люди, люди…

Леонидов осмотрел и калитку, и забор, и сад, и асфальтовую дорожку, на которой, естественно, не осталось никаких следов.

«Какое бестолковое покрытие, — подумал он. — Зачем асфальт в дачном поселке? Мог бы и песочком дорожку присыпать, а по бокам посадить декоративные кусты. Да, ничего полезного для следствия, одна сплошная каменистая припухлость, черт ее подери вместе с трупом. И что его угораздило погибнуть именно здесь, места, что ли, мало? Пропали выходные — факт!»

Леонидов вздохнул еще раз, уже глубже, и вошел в дом.

Павел Клишин лежал в небольшой кухоньке, руки согнуты, словно пытались зацепиться за чистый, свеженький пол, густые светлые волосы пушистым ореолом раскинулись вокруг головы, одна нога чуть поджата, голова неловко повернута набок, лицом к углу, где висела маленькая иконка. Понять, каким был этот человек при жизни, было сложно, потому что лицо исказилось и посинело, тело утратило форму и словно размазалось по полу, скрадывая вычурной позой и рост, и сложение лежащего человека. Понятно было только, что он блондин и скорее худой, чем толстый. За столом писал заключение об осмотре трупа судмедэксперт, второй оперативник вместе со следователем из прокуратуры что-то обсуждали на улице, толпились соседи-дачники. Все выглядело так же обыденно и рутинно, как Алексей и привык за годы работы в МУРе, когда выезд на происшествие так же неприятен, но так же необходим, как поход к зубному врачу. Что писатель мертв уже не один час, Леонидов, и не заглядывая в листок пишущего эксперта, понял сразу.

— А что там? — кивнул он на прикрытую дверь.

— Будто не знаете? — усмехнулся Михин.

— Давайте исходить из того предположения, что я здесь никогда не был, — хмыкнул Алексей.

— Что ж, если так, тогда там дверь в единственную в этом доме жилую комнату на первом этаже.

Алексей посмотрел на стол, где весьма выразительно стояли три стакана: один с зеленоватой густой жидкостью, пахнущей мятой, почти полный. Другой — с чем-то прозрачным, как вода, был тоже полон, а третий с напитком, похожим на расплавленный рубин, наполовину пустой.

— Что в стаканах?

— Зеленое — мятный ликер. В другом полном — водка.

— А яд, конечно, в вине.

— Откуда вы знаете? — Михин опять с подозрением посмотрел на Леонидова. Его лицо стало похожим на хищную мордочку хорька.

— In vino veritas — латынь: «Истина в вине». Вы что, хотите, чтобы поэт умер, отравившись такой гнусностью, как водка? Это было бы пошло — подсыпать яд, скажем, в суп или в чайник. Видимо, убийца очень уважал покойного, был снисходителен к его слабостям, а главное, к призванию. Ликер, судя по всему, для дамы. Для дамы, которая носит и любит все зеленое. Осталось выяснить, для кого водка. Соображали, конечно, на троих, но как по-разному соображали! Один смаковал, другой хотел напиться, третий рисовался и по нечаянности или злому умыслу хлебнул вместе с божественным нектаром яд. Вино-то не из дешевых, такие бутылки покупают только к праздничным датам, если не зарабатываешь бешеных бабок.

— Это вы, конечно, не про себя? — Михину не нравились рассуждения Леонидова, он разглядывал Алексея, как бабочку, на которую обязательно надо накинуть сачок, чтобы пополнить коллекцию редким изворотливым экземпляром.

Алексей взял сосуды с жидкостью, внимательно осмотрел и понюхал: они были из дешевого набора, состоящего из графина и шести стаканчиков простого белого стекла, украшенного аляповато нарисованными цветочками. Три стакана стояли на столе, три других вместе с графином — за стеклом старого буфета. Леонидов открыл дверь, принюхался, насторожился, потом чуть ли не носом влез в графин и обнюхал оставшиеся чистые стаканы:

— Эти почему не берете на экспертизу?

— Они же чистые.

— Вот именно. Чистые.

— Послушайте, вы…

— Алексей Алексеевич. Настоящие профессионалы запоминают имя-отчество важного свидетеля с первого раза. Я Леонидов Алексей Алексеевич, и вам повезло, что я не обидчив.

— Да что вы тут во все суетесь? Ходите, нюхаете… — не выдержал Михин.

— А в комнату можно?

— Нет.

— Спасибо. — Леонидов открыл дверь и поспешно вошел в комнату.

Как он и предполагал, это было нечто вроде рабочего кабинета: диван для отдыха, стол, стул, компьютер на столе. Алексей подошел, нажал на кнопку пуска, потом включил монитор.

— Смотрели уже, Игорь Павлович?

— А что тут интересного? — удивился Михин.

— Рабочее место писателя, вот что. Как, вы думаете, пишутся нынче книги? Человек уже не сидит с гусиным пером и чернильницей, пачкая кляксами шершавый лист бумаги, и даже образ творца с печатной машинкой на столе тоже устарел. Прогресс стремительно меняет облик самых древних профессий. Однако насчет этого мы в подробности вдаваться не будем, всякие там интернеты оставим, тем более что модема я среди подключенных устройств не наблюдаю. Так. «Рабочий стол», очень хорошо. Где, по-вашему, хранит писатель свои шедевры, а? Конечно, папочка «Мои документы». И что там у нас? Творчество. Вот оно. Смотрите, господин капитан Михин: очень интересный файл под названием «Смерть на даче». Откроем: пятнадцать страниц, не густо. Это говорит о том, что Павел Клишин как раз над этой вещью и работал последнее время.