Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

Но можно было заняться установлением личности Кукушкинса и без Мадам. Стоило ли тревожить ее по таким пустякам? Или он уже не оперативник, а учитель литературы?

Оникс выбрал второй путь. И для начала поехал в библиотеку.

В библиотеке он попросил тот номер «Нового мира», который уже читал у Михалева. Затем отправился в Литературный институт.

Занятия давно кончились, в здании института было пусто; подвыпившие заочники очень солидного возраста сидели на скамейках, бродили по маленькому садику с памятником Герцена посередине.

Стилистику преподавал приятный круглолицый мужчина, по совместительству замректора. Фамилия его была Птичкин. Он выслушал Сахарова вполне благожелательно и без лишних разговоров согласился помочь.

Оникс отдал ему взятый в библиотеке журнал, вынул из сумки две книги Кукушкинса — «Извне» и «Три дня в апреле». От книг Птичкин отказался, сказав, что все романы Кукушкинса у него есть дома. Сахаров ожидал, что он предложит ему зайти за ответом через неделю, но преподаватель назначил встречу на послезавтра, на четыре часа дня. Это была еще не совсем удача, но половина удачи точно.

Попрощавшись с Птичкиным, Оникс вышел из здания, миновал садик, мимолетно улыбнувшись громогласным заочникам, перебежал дорогу перед табуном иномарок, рванувшим на только что вспыхнувший зеленый свет, и оказался на Тверском бульваре.

Присев на скамью, он достал из сумки «Три дня в апреле». В стереофонический шум машин с обеих сторон вливались иные звуки — писк и щебет гуляющих малышей, голоса мамаш, лай собак. В этом многозвучии Сахаров мог сосредоточиться так же хорошо, как в полной тишине.

Он наугад раскрыл книгу. Страница сто пятьдесят третья, конец главы: «Не будет света, не будет тепла, будет необходимость жить и не ждать избавленья, которое непременно придет и непременно будет нежелаемо, если только не особый случай. И будет необходимо принимать свою жизнь, иначе напрасно. И будет необходимо владеть всей радостью и всей печалью короткого или длинного срока, иначе напрасно. А напрасно не надо, иначе память не примет и время не почувствует утраты...»

Утром Сахаров позвонил Пульсу. Тот был простужен, говорил хрипло, с петушиными срывами, однако сам настоял на том, чтобы встретиться на нейтральной территории, где-нибудь в центре, в кафе. Часа в два.

Когда Оникс встречался с ним в прошлый раз, Пульс тоже не захотел пригласить его домой, и оперативнику пришлось ехать на студию. Тогда он решил, что у артиста просто нет для него свободного времени, но сейчас стало ясно: дражайшая пульсовская половина не любила гостей супруга, кем бы они ни были.

В кафе так в кафе. Оникс пришел за десять минут до назначенного времени, занял столик, сел лицом к дверям. Пульс появился ровно в два. Длинный, в длинном пальто, с кожаным шоферским кепи на макушке и толстым клетчатым шарфом на шее, он сразу обращал на себя внимание некой нетрадиционностью или, скорее, принадлежностью к другому, прошлому времени. На его тощем вытянутом лице были написаны все чувства, которые он испытывал, — гнев, обида, растерянность и удивление.

Заметив Сахарова, он решительным шагом пересек небольшой зал, плюхнулся на стульчик, положил руки на стол и в упор посмотрел на оперативника.

— Почему вы меня подозреваете? — прохрипел он. — Что я вам сделал?

Сахаров удивился:

— С чего вы взяли, что я вас подозреваю?

— Вы встречаетесь со мной уже второй раз.

— И что?

— С Менро вам оказалось достаточно одного разговора.

— С ним у меня назначена следующая встреча на завтра.

— Правда? — с надеждой спросил Пульс.

— Правда. Не комплексуйте, Лев Иванович. Для подозрений время еще не пришло. Как вы себя чувствуете?

— Проклятый весенний грипп, — сумрачно ответил Пульс. — Подкосил в самый разгар работы. Артисту нельзя болеть. Артист должен быть в форме всегда, независимо от состояния души и тела. Вот и приходится накачивать себя таблетками... Да тут вы еще...

— Я вас надолго не задержу, — успокоил его Оникс. — Хотите кофе?

— Если вы мне его купите — хочу.

— Куплю, — вздохнул оперативник.

В прошлую встречу, на студии, он дважды покупал Пульсу кофе да еще закармливал его эклерами, но так ничего стоящего из него и не вытянул.

Он встал и пошел к стойке.

— И пирожное! — вслед ему громко сказал Пульс.

Оникс взял две чашки кофе и самое дешевое пирожное.

— Не люблю суфле, — капризно пробурчал артист, хватая его с блюдечка и запихивая в рот. — Тает как снег, в одно мгновение. А мне нравится, когда вкус чувствуется долго.

— Если вы намекаете на то, чтоб я купил еще одно пирожное, — недовольно сказал оперативник, — то напрасно стараетесь — ни за что не куплю.

— И не надо, — обиделся Пульс. — Вы не тонкий человек, Николай Владимирович, не творческий.

— Ладно, — согласился Сахаров, — не творческий. Зато вы у нас творческий. Поэтому поведайте мне в лицах, кто из вашей теплой компании изнасиловал девушку восемь лет назад.

Вопреки ожиданию оперативника Пульс нисколько не удивился. Вытирая салфеткой длинные узловатые пальцы, он с усмешкой спросил:

— И кто вам об этом доложил, интересно знать?

— Линник.

— Линника там не было.

— Ему Сандалов сегодня утром рассказал.

— Сандалов не умеет разговаривать.

— Понемногу учится.

— И как, получается?

— Отвечайте на поставленный вопрос, Лев Иванович.

— Не знаю я, кто изнасиловал эту профурсетку. По-моему, Менро. Уж очень он тогда переволновался. А я вам скажу, что девице не следовало так напиваться. Ну что за молодежь пошла? Не наркотики, так водка, не водка, так разврат. Вот хотя б на Тоню Антонову посмотрите... Вы ее знаете, кстати?

Сахаров утвердительно кивнул.

— Еще бы... Ее все знают. Такая нахальная девчонка! Эльф, вступивший в пионеры. Наглая, как немецкий танк. Меня совсем не уважает. А я ведь старше ее лет на тридцать. Тут на днях зазвала меня в кафе, стала выпытывать, о чем я с Мишей говорил, как часто у него бывал... Фу! Какая невоспитанность. Не понимаю, почему Владислава Сергеевна ее не выгонит к чертовой матери?

— Мы не о Тоне Антоновой беседуем, — напомнил Оникс. — Вернитесь к теме.

— Тема — современная молодежь? — уточнил Пульс.

— Нет. Тема — изнасилование.

— Ну, так вот я и говорю. Тоня Антонова изнасиловала меня своими бестактными вопросами.

— Лев Иванович!

— Да ладно... Ну а что я вам могу еще сказать? Я не видел, кто именно покусился на ту девицу (между нами, вовсе не симпатичную). Мне показалось, что это был Менро, но утверждать не могу. Доказательств — ноль. Хотя... Только сейчас об этом подумал... Там же Штокман был. Он эротоман, это всем известно. Он, наверное, и совершил это мерзкое преступление.