Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

— И что? — удивилась я. — Это разве открытие?

— Нет, не открытие, но... Тоня, я предпочитаю правду жизни.

И Миша улыбнулся, смягчая свой снобизм. Вот уж не ожидала от него!

— Ваш Кукушкинс, — продолжал Миша, — предлагает вам несуществующего персонажа. А вы обсуждаете его жизнь, его поступки и мысли так, словно они были на самом деле. Это самообман. И обман.

— Это не обман, а искусство! — Я рассердилась. — И не самообман, а восприятие творчества. Ты, кстати, в театре и в кино тоже предлагаешь зрителям несуществующих персонажей. Как быть с этим?

Миша явно смутился.

— Да... Наверное.

Вот и все, что он мне ответил. Потом по привычке пожал плечами и отвернулся от меня.

В разговор вступил Денис. Увлекшись своими мыслями, он не слышал, о чем я говорила с Мишей, и поэтому продолжил предыдущую тему. Он, как и Саврасов, был согласен с моим мнением: в большом произведении всенепременно должен быть положительный герой, хотя бы для того, чтобы противостоять отрицательным. Надо же иметь уважение к читателю, состояние внутреннего мира которого на несколько часов зависит от автора книги. Но, добавил Денис, почему вы считаете, что в романе «Три дня в апреле» нет положительного героя? А Лин Во? Он, кстати говоря, даже чересчур положительный...

Последнее заявление Дениса вызвало бурную реакцию. Саврасов поднял руки, протестуя, и уже открыл рот, собираясь высказать свое мнение на этот счет, как вдруг опять зазвенел звонок.

Миша пошел открывать. Это был Пульс...

Вот и теперь — только я докурила сигарету, как на съемочной площадке появился Пульс. Он поздоровался с Бадей, с Саврасовым, с Денисом, с Невзоровой и со всеми остальными. Кроме меня. Меня он не любит. Это роднит его со Сладковым.

— Вадим Борисович, когда моя сцена? — вежливо обратился он к Ваде.

— Завтра, — буркнул романтичный Вадя.

— Как это завтра? — Пульс выпучил свои рыбьи глазенки. — Вы же вызывали меня на сегодня, на четыре часа.

— Да?

Вадя заглянул в свой сценарий, полистал страницы и сказал:

— Действительно. Ну что ж, подождите.

Пульс взял стул, сел рядом со мной. Я встала. Все равно все уже были готовы к съемке.

Пульсу пришлось ждать долго. Невзорова сегодня пребывала в отвратительном настроении, все портила, а потом еще и заливалась слезами. Вадя бесился — негромко так, почти шепотом, как тихо помешанный. Он каждые полчаса объявлял десятиминутные перерывы, но, по-моему, делал этим только хуже. Все вымотались до предела, переругались между собой, а Денис даже накричал на Вадю и ушел к Михалеву.

Когда мы наконец приступили к сцене с Пульсом, было уже девять часов вечера.

Саврасов в пятидесятый раз вытер своим платком слезы Невзоровой и подошел ко мне. На сегодня он был свободен.

— Тонечка, — сказал он, — завтра я хочу навестить Мадам. Ты со мной?

— Не получится, Михаил Николаевич. Завтра мой единственный выходной. Мы с Петей и Люсей еще на прошлой неделе договорились заняться генеральной уборкой.

— Жаль. Я думал, продолжим наши литературные беседы. У нас неплохо получается. Ну пока.

— Пока, — ответила я, грустно посмотрела ему вслед, подняла с пола хлопушку и встала — Вадя объяснил Пульсу его задачу, и все члены группы заняли свои места. Надо было и мне занять свое.

Хорошо, конечно, пойти с Саврасовым к Мадам, но Петя мне не простит такого предательства. Ладно, не последний день живем.

Съемки затянулись до половины второго ночи. Домой я добралась в начале третьего на частнике. Петя встретил меня у подъезда и сказал:

— Тебе надо сменить место работы.

А я уже и сама об этом подумывала.

— Денис! Ты прыгаешь на него сверху и прижимаешь его всем телом!

— Я не голубой, — мрачно отозвался Денис.

Он сидел в углу павильона за шкафом и нервно курил. Всем присутствующим из-за шкафа была видна только его нога в шикарном ботинке.

Денис второй день конфликтовал с Михалевым по поводу своей роли. В сценарии его персонаж был отвратительным наглым бандитом, но зато влюбленным в главную героиню. Михалев, пораздумав, решил, что можно обойтись и без влюбленности, что, естественно, расстроило артиста — роль теряла изюминку и становилась обыкновенной. Вчера с утра Денис поскандалил с режиссером первый раз, сегодня к вечеру — шестьдесят седьмой. Он не считал весомыми доводы Михалева. Тот утверждал, что бандит — персонаж второстепенный — слишком явно начал вылезать на передний план, оттесняя главного героя. Денис отвечал, что надо было подумать об этом раньше — это во-первых, что он ни за какие деньги не согласился бы сниматься в роли обычного отморозка — это во-вторых, и в-третьих, что он никак не может затмить главного героя по той простой причине, что появится в кадре не более десяти раз, в то время как герой будет торчать на экране, нервируя зрителей, весь фильм, все полтора часа подряд.

Но разве можно переспорить режиссера? Михалев твердо стоял на своем, и Денису оставалось только злиться, ругаться и капризничать. Он это и делал. С большим успехом, надо сказать. Михалев был на грани нервного срыва. Вот и сейчас, услышав наглый ответ артиста, который спрятался за шкафом и не собирался оттуда вылезать, он плюнул на пол и в целях разрядки начал методично скидывать со стола приготовленный к съемке реквизит.

Денис, слыша глухие удары об пол, удовлетворенно улыбнулся. Половина его эпизодов уже отснята, Михалев не может его выгнать, потому что спонсор умрет, но не даст и копейки лишней на замену артиста, так что можно немного и покуражиться.

— Денис... — Михалев подошел к шкафу, остановился, обращаясь к ноге Дениса. — Хочешь, ты будешь влюблен в ее подругу?

— На фиг мне сдалась ее подруга? — грубо ответил Денис.

Подруга героини действительно была малоподходящим объектом для любви: толстая, короткая и экзальтированная. В нее мог влюбиться только слепоглухонемой.

— Тогда убирайся отсюда вон! Дурак.

— Сам дурак! — сказал Денис, просто тая от удовольствия, — ему удалось вывести Михалева из себя четвертый раз за два дня. Это было достижение не из легких.

Он встал, гордо выпрямился и вышел из-за шкафа. Под прямым взглядом его красивых синих глаз Михалев должен был в отчаянии повалиться на колени и просить прощения. Он этого не сделал. Тогда Денис медленно развернулся и спокойным шагом, в полной тишине вышел из павильона.

Только за ним закрылась дверь, как раздался истошный вопль режиссера.

Денис сорвал съемку. Он победил.

Денис сидел в маленькой однокомнатной квартирке Сандалова, теплой и уютной, как норка, пил кофе и курил отличные американские сигареты с таким сложным названием, что выговорить его не мог и называл их просто — «те самые».