Марина Серова - Дублерша для жены

Сработало.

После обеда Эллер и Бжезинский перешли в гостиную и погрузились в беседу. Я не без оснований подумала, что мне рисоваться не стоит, и решила потихоньку удалиться.

Сиятельным собеседникам и без того хватало женского общесува, потому как Лидия Ильинична назойливо предлагала себя в качестве третьей участницы разговора и улыбалась так широко, словно ставила целью разодрать себе рот.

Я вышла в коридор. За моей спиной чуть скрипнула дверь, и негромкий голос окликнул:

— Аля!

Я обернулась. Ко мне спешил Лукин. Он настиг меня несколько суетливым шагом, взял за запястье и произнес:

— Пойдем в кухню, поговорим.

— А что такое? — спросила я, вспоминая, что Лукина зовут, кажется, Алексей и что мне надлежит называть его именно так, потому что Алина Эллер была его любовницей. Быть может, до самого момента отъезда за границу.

— Нужно поговорить, — повторил он, таща меня на буксире на кухню.

Тут, заперев за собой дверь, он повернул ко мне довольно-таки взволнованное лицо и промолвил:

— Ну вот что. Ты почему, когда откинулась за границу со своим старпером-киношником, мне ничего не сказала, никак не предупредила? Позвонить не могла, да?

— А сам что не позвонил? — спросила я.

— Так ты ж номер сменила! Я тебе звонил-звонил, а никакого толку!

— А-а… — неопределенным тоном протянула я.

— Вот тебе и "а"! Хоть бы новый номер сказала… А то как от всего мира скрываешься. Совсем дурочка, что ли, а? Я тут чуть полгорода не искрошил, пока докопался, что к чему. 0-очень интересные вещи узнал.

Что это за история с джипом, который взорвался на дикой скорости, а в нем погибла твоя подружка?

— Да откуда я знаю? Какие-то уроды решили спровадить меня на тот свет. А мне повезло! Я дала тачку Ирке Калининой, да вот.., такое. А что тебе-то, Алексей?

Лукин даже в лице переменился, услышав такое. Подскочил, схватил меня за плечо и так тряхнул, что я едва не ударилась головой о навесной шкаф.

— Да я не об этом! — прошипел он. — О другом я! Откуда он у тебя был, тот джип, что взорвался, а? Не говоришь, да? Да я и так знаю! Славка Грицын, сучара, подарил!

Это за какие такие красивые глазки он тебе его подарил? Или за какие-то другие части тела? Молчишь… Ты же еще два года назад мне говорила, что у тебя с Грицыным все — кранты. Мол, прошла любовь, завяли помидоры. А выходит, опять норовишь полихачить. Ну и жаба же ты, Алиночка! Вот уж воистину — совести ни грамма!

— А ты, я смотрю, в моралисты и духовники записался, — парировала я. — Патриарха Московского и Всея Руси из себя строишь Алексея Второго? Тем более что и имена у вас с ним совпадают… Мало ли что мне подарили… Да, Грицын… Может, у него ностальгия взыграла и он решил мне приятное сделать. Для него этот джип — плевое дело, с его-то салонами по всему городу…

А ты, Алеша, если такой умный, то не учил бы меня жить, а лучше помог бы материально. Что, слабо подарить девушке другой джип, взамен того, что взорвался? Может, ты в своей конторе зарплату сам себе снизил и теперь стал финансово немощен?

— Ну ладно, ладно! — видимо, несколько оторопев, пытался остановить меня Лукин.

— Да не ладно, не ладно! Сам первый начал, тон взвинтил, а теперь еще и меня осаживаешь.

— Я просто сказал, что волновался. Ты так быстро уехала в свою Австрию, что мы даже поговорить не успели… А мало ли что в голову лезет, понимаешь? Вот так и я.

— Не я быстро уехала, а мой Лео-Лео, черт бы его побрал, меня отправил!

Лукин помолчал, а потом выговорил:

— Раньше ты так о своем нынешнем муженьке не отзывалась. Наверное, в самом деле стал доставать? А я тебе говорил, что так оно и будет. Ведь он вдвое старше тебя!

Я поняла, что немного переиграла. Впрочем, это обычный огрех при окончательном вхождении в роль. Но я поспешила скорректировать разговор следующей фразой:

— Мало ли что я о нем говорю? Просто привыкла к нему за то время, пока замужем.

А раньше как-то необычно было — вышла за Эллера замуж. Это почти как выйти за Балабанова, за Михалкова или за Эльдара Рязанова…

— Ну, до Рязанова-то твоему далеко. Да и до всех прочих… — протянул Лукин насмешливо. — Значит, Алиночка, постепенно входишь в колею. А говорила, что никогда не станешь клушей, прячущейся за мужем.

— Вот что, Лукин, — сурово сказала я, — если у нас с тобой что-то и было, то это не означает, что ты можешь заявлять на меня права. Да еще тут, когда в гостиной папаша с Лео-Лео сидят, из пустого в порожнее беседы гоняют. Иди лучше поухаживай за своей законной женой. Она там, наверное, вся истомилась.

Лукин даже вздрогнул, когда получил такую плюху.

— Да, Аля, — медленно выговорил он, — я вижу, и для тебя время не проходит даром.

Ты стала какая-то.., серьезная, суровая.

А что, ты действительно сильно упала в Альпах? Ладно, не буду. Хотя, если бы взорвали мой джип, если бы приходилось бояться непонятно кого, наверное, я бы тоже изменился. Ладно. Извини. Будем считать, что сегодня я не был в ударе. Извини.

И Лукин вышел из кухни, напоследок окинув меня пристальным взглядом.

«Подозревает? Ему показалось — что-то со мной, то есть с Алиной, не то? — тут же мелькнула мысль. — Ну нет, вряд ли. Что он — мыслитель, Спиноза, месье де Бертильон? Обычный чинуша из провинциальной конторы. Хотя, конечно, довольно симпатичный…»

— Мне нужно ехать на съемки, — сказал Лео-Лео, с достоинством приглаживая свои великолепные усы. — Поедешь со мной?

— Куда такая спешка? — спросила я. — Сиди, беседуй с папой. Я должна посетить косметический салон. А что у меня…

— Нос плохо напудрен, — иронически подхватил Борис Оттобальдович, расставляя уголки губ в пропитанной сарказмом улыбке. — Узнаю свою дочку: только что приехала с альпийского курорта, нет бы делом заняться, а она — в косметический салон!

— У каждого разное понятие слова «дело», — заявила я. — В семействе потомственных киллеров, наверное, тоже есть такие разговоры типа: «Занялся бы ты делом, сынок, а то недавно один жлоб с зоны откинулся, убрать надо, а ты ерундой занимаешься — на стройку прорабом устроился!»

— Язык как бритва, — сказал Борис Оттобальдович, ничуть не смущаясь подобной отповедью. — Маменька тоже за словом в карман не лезла. К тому же она была зазнайка, каких мало: требовала личную «Чайку».

Это в семьдесят девятом-то году!

Он был под хмельком и потому с явным удовольствием, неторопливо и последовательно, критиковал членов своей семьи, как покойных, так и находящихся в полном здравии. Вероятно, следующим пунктом он пройдется по Леонарду Леонтьевичу.

Я оказалась права.

— Вот, говорят, яблоко от яблони недалеко падает, — заговорил снова Бжезинский. — А как же, позвольте, в таком случае обойтись с неким немцем из деревни, который лет пятьдесят назад приходил к моему родителю с просьбой выделить ему комнату в коммуналке на том основании, что его жена только что родила первенца. И родитель дал. А чего ж не дать? Он был хороший гражданин. А первенец тот рос-рос, рос-рос, и выросло… Что выросло, то выросло! — с ударением на слове «выросло» закончил он.