Алистер Маклин - Кукла на цепи. Дело длинноногих манекенщиц

– О том и речь. Я и говорю, что мы, по сути, для вас не существуем. Мы куклы, которыми манипулируют, чтобы главный кукловод достиг цели. Любые другие куклы подошли бы не хуже…

Я ответил как можно мягче:

– Мы здесь затем, чтобы выполнить очень мерзкую и неприятную работу, и важно только достигнуть цели. Личности не играют никакой роли. Ты забываешь, что я твой начальник, Белинда. Я действительно считаю, что ты не должна так со мной говорить.

– Я буду разговаривать с вами так, как мне нравится! – разве что довольно быстрая ходьба помешала ей при этом топнуть ногой; Мэгги и не приснилось бы так меня отбрить. Но она тут же задумалась над последними своими словами и сказала уже спокойнее: – Извините. Я и правда не должна так говорить. Но как вы можете относиться к нам с таким… таким безразличием. Мы ведь тоже человеческие существа. Завтра вы могли бы пройти мимо меня по улице и даже не узнать. Вы нас не замечаете…

– Ну, что ты! Еще как замечаю! Возьмем, к примеру, тебя. – Я старался не смотреть на нее, когда мы шли рядом, хотя знал, что она внимательно наблюдает за мной. – Новичок в наркотиках. Крохотный опыт в парижском бюро. Одета в темно-синий плащ и такой же платок в мелкий белый эдельвейс, белые гольфы, удобные синие туфли, на плоском каблуке, с пряжками, рост пять футов четыре дюйма, фигура – тут не обойтись без цитаты из знаменитого американского писателя, но я воздержусь, – прекрасное лицо, платиновые волосы, похожие на шелковую пряжу, когда сквозь нее просвечивает солнце, черные брови, зеленые глаза, впечатлительна, а что всего важней, начинает разочаровываться в своем шефе из-за отсутствия в нем человеческих чувств. Да, чуть не забыл. Лак для ногтей чуть содран на среднем пальце левой руки. А также убийственная улыбка, скрашенная, если можно так сказать, чуть неровным левым передним зубом.

Какое-то время ей не хватало слов, что было вовсе не в ее характере. Она глянула на упомянутый ноготь, где лак действительно был чуть содран, после чего обернулась ко мне именно с той самой убийственной улыбкой, о которой я говорил:

– Возможно, все же это так…

– Что?

– Что вы о нас беспокоитесь.

– Конечно, так. – Теперь она начинала принимать меня за бледного рыцаря, а это могло привести к нежелательным последствиям. – Все мои сотрудницы первой категории, молодые и красивые, для меня словно дочки. Долгая пауза, потом она что-то шепнула под нос, мне показалось, очень похожее на «да, папа».

– Как ты сказала? – спросил я подозрительно.

– Ничего-ничего. Ничего…

Мы свернули на улицу, где размещалась фирма «Моргенштерн и Муггенталер». Этот мой второй визит сюда полностью подтверждал впечатление, полученное накануне вечером. Только место показалось мне еще более мрачным и грозным, мостовая и тротуар грязнее, чем прежде, сточные каналы больше забиты мусором. Даже три складчатые, крутые крыши домов словно сблизились друг с другом, а завтра в эту пору могли и вовсе сомкнуться.

Внезапно Белинда замерла и схватила меня за руку. Она глядела вверх широко открытыми глазами, туда, где здания магазинов уходили вдаль и подъемные балки четко рисовались на фоне ночного неба. Я знал, что она предчувствует недоброе, у меня самого было такое предчувствие.

– Это должно быть здесь, – прошептала она. – Я знаю, что это здесь.

– Да, это здесь, – ответил я твердо. – А что?

Она резко отдернула руку, словно услышала что-то ужасное, но я снова взял ее за кисть, сунул под локоть и прижал к себе. Она не пыталась вырываться.

– Тут так… так страшно. Что это за жуткие штуки торчат из-под крыш?

– Подъемные балки. В былые времена дома облагали податями, исходя из ширины фасада, так что практичные голландцы строили их необыкновенно узкими. Естественно, лестничные клетки были еще уже. Отсюда и эти балки для подъема массивных вещей – втягивания наверх фортепьяно, спуска вниз гробов и так далее.

– Перестаньте! – Она втянула голову в плечи и невольно вздрогнула. – Ужасное место… Эти балки… совсем как виселицы. Это место, куда люди приходят умирать.

– Чепуха, моя дорогая, – сказал я беспечно, чувствуя острые, как стилеты, ледяные пальцы, исполняющие на моем позвоночнике траурный марш Шопена, и вдруг затосковал по почтенной музыке шарманки перед «Рембрандтом». Вероятно, я был так же доволен, держа Белинду за руку, как и она тем, что может держаться за мою. – Не становись жертвой этих твоих галльских видений.

– Никакие это не видения, – хмуро парировала она, но тут же задрожала снова. – Мы правда должны были прийти в это ужасное место?

Теперь дрожь ее стала сильной и непрерывной. Правда, было холодно, но не до такой же степени!

– Ты помнишь, как мы сюда попали? – Она кивнула. – Возвращайся в отель, а я позже приду к вам.

– В отель? – она все еще не пришла в себя.

– Со мной ничего не случится. А теперь иди…

Она вырвала руку и, не давая мне опомниться, вцепилась в лацканы моего плаща, у взгляда ее была одна цель: испепелить меня на месте. Если она и дрожала теперь, то от гнева. Я и представить себе не мог, что такая красивая девушка может выглядеть столь взбешенной. Пальцы ее, впившиеся в мой плащ, побелели. Она даже пыталась меня трясти.

– Никогда больше не говорите мне такого! – Губы ее дрожали, но слова звучали с отчетливой яростью.

Это был короткий, но решительный конфликт между моим врожденным чувством дисциплины и желанием обнять ее. Дисциплина победила, но до проигрыша недоставало немного. Я покорно согласился:

– Никогда больше не скажу тебе ничего такого.

– Тогда все в порядке, – она отпустила мои жалобно затопорщившиеся лацканы и снова взяла за руку. – Пошли. Гордость никогда бы не позволила мне сказать, что она потянула меня за собой, но со стороны, вероятно, было очень похоже на то. Пройдя шагов пятьдесят, я остановился. – Мы на месте.

Белинда вполголоса прочитала табличку «Моргенштерн и Муггенталер». Я поднялся по ступенькам и взялся за замок.

– Наблюдай за улицей.

– А потом что делать?

– Охраняй мою спину.

Даже мальчишка, снабженный гнутою шпилькой для волос, не счел бы этот замок препятствием. Мы вошли, и я закрыл дверь. Фонарик мой был невелик, но мощен, однако немногое мог показать нам на первом этаже: помещение, чуть ли не до потолка заваленное пустыми деревянными ящиками, бумагой, связками соломы и упаковочными приспособлениями. Посылочный пункт, только и всего, По узкой, крутой деревянной лестнице мы поднялись этажом выше. На полпути я оглянулся и заметил, что Белинда тоже беспокойно оглядывается, а луч ее фонаря скачет из стороны в сторону.

Следующий этаж был целиком отведен под несметное количество голландской оловянной посуды, миниатюрных ветряных мельниц, собачек, трубок и прочих товаров, связанных исключительно с торговлей сувенирами для туристов. На полках вдоль стен и на параллельных стеллажах посреди зала помещались десятки тысяч этих предметов, и, хотя, конечно, осмотреть их все я не мог, они мне показались совершенно безобидными. Зато совсем не таким безобидным показалось мне помещение, примерно пятнадцать на двадцать футов, которое прилегало к одному из углов зала, а точнее говоря – двери, которые в это помещение вели, хотя и не пожелали в этот вечер нас туда впустить. Я подозвал Белинду и осветил эти двери фонариком. Она глянула на двери, потом на меня, и в отблеске света можно было заметить изумление на ее лице.