Пьер Маньян - Дом убийств

— Молодой человек, — он ткнул пальцем в Серафена, который приподнялся со своего стула, — как я погляжу, вы обладаете незаурядной силой и, кроме того, не член семьи. Вы ведь не родственник господина Дюпена? Помогите мне раздеть жертву.

Это оказалось нелегкой задачей, поскольку труп окоченел от затылка до пальцев ног, негнущийся, словно бревно, а доктор не рискнул снимать одежду, разрезав ее с помощью ножниц или бритвы.

Долетевшее из парка утробное урчанье доберманов возвестило о прибытии жандармов.

— В чем дело? — спросил, входя, бригадир. — Что здесь произошло?

Голос его прозвучал довольно нервно, поскольку он не вполне оправился от зрелища двух разъяренных тварей, которые бросались на сетку, пытаясь вырваться и растерзать его.

— У вас тут опасные животные, — пробормотал он, вытирая пот со лба.

— Это собаки отца, — сказал Патрис. — Нас они не слушаются. Я велю их пристрелить.

Когда бригадиру сообщили, что жертва упала в бассейн и захлебнулась, после чего труп вытащили из воды и перенесли в гостиную, его лицо исказила недовольная гримаса, не сходившая до самого конца визита.

— Следовало оставить тело на месте происшествия.

— Но ведь мы не были уверены в его смерти, — оправдываясь, пояснила Шармен. — Надеялись, что отец еще жив.

— А вы, доктор, что скажете? Вы ведь осмотрели покойника.

Доктор ответил так, будто читал протокол:

— Он оступился. Упал в ледяную воду, потащив следом собак. Смерть от гиперемии. Тут не может быть никаких вопросов. На теле не обнаружено никаких подозрительных следов, как то: кровоподтеков, ссадин, ран… — Сознавая цену произносимых слов, доктор попытался выразиться как можно более обтекаемо в надежде, что собеседник не обратит на это внимания. — У вас ко мне все? — закруглился он.

— Пока да, — откликнулся бригадир, прилежно записывая что-то в блокнот.

Доктор Роман открыл свой портфель и выложил на стол чистый бланк.

«Я, нижеподписавшийся, доктор медицины, заявляю, что, обследовав тело etc…»

Таким образом все прошло бы законным путем, и Гаспара Дюпена зарыли бы в могилу целехоньким, а не раскромсали, как скотину на бойне, если бы жандарм Симон, движимый профессиональной щепетильностью, не вздумал порыскать в окрестностях бассейна, дабы проникнуться атмосферой.

Этот не в меру подозрительный жандарм предпринял круговой обход бассейна, сунув обе руки за поясной ремень, мысленно пытаясь втиснуться в шкуру жертвы, и нога у него поехала ровнехонько в том месте, где несколько часов назад поскользнулся Гаспар Дюпен.

— Естественная смерть! — провозгласил доктор Роман, и в эту самую минуту в гостиную ворвался мокрый жандарм, оставляя на паркете лужи воды. Он отдал честь, как велит устав, щелкая при этом зубами от холода.

— В чем дело, Симон? — повернулся к нему бригадир. — Тысяча чертей… что это с вами приключилось?

— Смерть-то, может быть, и естественная, господин бригадир, — выпалил жандарм, — да только откос ему кто-то намылил!

— Что за чушь вы городите?

Доктор в мгновение ока затолкал на дно портфеля выписанное было разрешение на похороны.

— Так и пневмонию подхватить недолго! — засуетился он. — Ну-ка, живо раздевайтесь! Снимите с него мундир и пусть ему дадут сухую одежду. Этот человек рискует…

Когда подкрепленный двумя стаканами водки и обряженный в наспех подобранный костюм фермера жандарм смог наконец связно рассказать, что с ним случилось, все бросились в парк к бассейну и склонились над тем местом, куда он указывал пальцем.

— Вот здесь! Проведите рукой!

Присевший на корточки бригадир осторожно провел кончиками пальцев по мраморной облицовке. На ощупь она была скользкой, словно одетая ледяной коркой, и в двух местах оцарапана разной обувью — сапогами Гаспара Дюпена и тяжелыми ботинками жандарма.

— И так на протяжении почти трех метров! — торжествующе воскликнул Симон. — Тот, кто прогуливался по краю, непременно должен был бултыхнуться головой в воду!

Доктор Роман принюхался.

— Гм… Пахнет содой. Смесь мыла, вероятно, хозяйственного, и воска. Каток, — пробормотал он задумчиво, — настоящий каток…

— А я вам что говорил! — не унимался жандарм. — Ему натерли мылом край бассейна!

Жизнь человеческая держится на тонкой нити, и, чтобы оборвать ее, не нужно ни динамита, ни револьвера, ни даже ножа. Человек, придумавший эту ловушку, простенькую и недорогую, но вместе с тем надежную, хорошо это знал. Если только у него не вызывала отвращения необходимость испачкать руки, дотронувшись до своей жертвы…

Серафен с недоверием рассматривал мраморную облицовку, которую немного мыла и хорошего воска, взятые в соответствующих пропорциях, превратили в смертельную западню. Тот, кто это сделал, должен был, как и он, знать, что каждый вечер хозяин Понтрадье выходил подышать свежим воздухом около своего бассейна, прикрепив к поясу поводки двух собак, которые затрудняли его движения…

Итак, Гаспар Дюпен, был все-таки убит, но удар ему нанес не он, Серафен.

«Ищи того, кому выгодно преступление…»

За три дня следствием было установлено, что пострадавший имел любовницу, которая обдирала его, как липку, и его дети — в присутствии третьих лиц — не раз жаловались на такое положение вещей.

Жандармы, роясь повсюду, обнаружили в хозяйственных пристройках усадьбы солидный запас жидкого черного мыла, а также пчелиного воска. А еще они обнаружили, что почато по три банки каждого из упомянутых продуктов. Почему три, когда с головой хватило бы одной? Этот вопрос задавали всем, однако ответы никого не удовлетворили, в особенности же, судью.

И напрасно гренадерша обвиняющим перстом указывала на Серафена: «Говорю вам, это он! Разве вы не знаете? Тот самый, что разрушил свой дом. А теперь он окончательно спятил! Когда-то вся его семья была зверски перебита, он — единственный, кто уцелел. Вам не кажется странным, что только он избежал смерти? О, этот человек приносит несчастье! Беда идет за ним по пятам, она повсюду, где бы он ни появился! Да, да, это он! Я чувствую это, вот здесь!»

Серафена Монжа в расчет не приняли. Во-первых, он не наследовал за жертвой; во-вторых, был довольно глуповат, чтобы измыслить такую изощренную ловушку; и, наконец, в-третьих, сам господин Англес из департамента путей сообщения простер над ним покровительственную длань. А господин Англес олицетворял собой две вещи: власть и длинную руку. И если б ему не отдали его работника, эта рука была способна дотянуться до самого Парижа!

Зато судье не понравилась насмешливая улыбка Патриса, и, спустя 48 часов после того, как совершилось преступление, он велел препроводить его в свой кабинет, где на столе были выставлены банка с черным мылом и коробочка воска, а также лежали и боевой револьвер, и мандолина.