Леонид Медведовский - Третья версия

— Могут, товарищ капитан. — Белухин испустил горестный вздох и вернулся на место. — Спрашивайте!

— Понимаешь, стажер, — начал Мороз, делая вид, что не замечает его уныния, — не все в этом деле мне ясно. И среди многих других неясностей есть здесь самая неясная неясность: чьи это деньги? Что нажиты неправедно — ежу понятно. Но кем и когда — вот вопрос. То ли ночной прохожий нес свое, кровное, в смысле похищенное ранее, то ли он к этой сумке только сейчас ножки приделал. Вот ведь в чем загвоздка!

Белухин тоскливо поглядывал на дверь.

— Так я потопал, товарищ капитан? — в который раз повторял он жалобным голосом.

— Не спеши, коза, в лес — все волки твои будут. Спешка, знаешь, когда хороша? Правильно, стажер! А мы ведь с тобой не блох ловим, у нас зверь покрупней. — Мороз многословил — шутки да прибаутки, а сам думал, думал. — Ты вот что, Коля. Сходи потолкуй с тем таксистом. Не может быть, чтоб он ни одной приметы не запомнил.

В таксопарке рабочий день был в разгаре. Из ворот поминутно выезжали широколобые «Волги» с черными шашечками по борту.

Несколько машин, подготовленных к рейсу, скопилось возле мойки. Мойщик Сизов, одетый с ног до головы в резину, — резиновая шляпа с опущенными полями, огромный, до полу резиновый передник, на ногах — резиновые сапоги с отворотами, на руках — резиновые перчатки, — сбивал грязь сильной струей из шланга, мазал кузов мыльной пастой и отправлял очередную машину в механическую мойку.

Чтобы скоротать время, таксисты устроили перекур. В центре кружка стоял Виктор Туров и, театрально жестикулируя, повествовал о ночном приключении.

— …Смотрю, выбегает из-под моста фигура — мокрый хоть выжми, — и наперерез. Я — бац по тормозам, реакция у меня — будь-будь. Скользень, машина юзом, но ничего — удержался. Только мужик скрылся из виду — милиция. Кто да куда, да что в руках? Один все допытывался: «Была сумка, не была?»

— Постой, Витек, — прервал его таксист в цветастом свитере. — Я утром проезжал мимо моста, видел — водолазы подняли со дна какую-то сумку. Уж не та ли?

— А я почем знаю? — дернул плечом Туров. — И что там, интересно, было?

— Говорят, деньги. Говорят, много: то ли сто тысяч, то ли двести.

Таксисты переглянулись со значением.

— Ничего себе куш!

— На жизнь хватило бы.

— Ворованное — не иначе.

Мойщик Сизов, решив устроить перекур, выключил воду, подошел, прикурил у таксиста в форменной фуражке.

— Факт, ворованное! — убежденно заявил он. — Разве трудовым горбом такие деньги наживешь? Ну, теперь милиция возьмется за этого субчика… Ты хоти в лицо его разглядел? — Вопрос обращен к Турову.

— Не-а, — беспечно отмахнулся тот. — Темно было, да и бежал он быстро.

— Все разно милиция от тебя не отвяжется. Ты у них теперь главный свидетель.

— Не, правда? — встревожился Туров. — Так я же почти ничего не видел.

Мойщик щелкнул докуренную сигарету в урну.

— А им много и не надо. Примету какую подсказал и — порядок. И свой человек.

— Им только назови! Затаскают по судам да по допросам.

— Опять же перышко под рёбрышко схлопотать можно, — хохотнул таксист в форменке.

— Это им раз плюнуть, — подтвердил цветастый свитер. — Вот, помню, был такой случай…

— А может, и обойдется, — раздумывал вслух мойщик. — Так что иди, Витек, информируй.

— Да пошел ты! — ругнулся вконец расстроенный Туров и направился к своей машине. — Адью, ребята, поехал план давить.

— Витек, глянь сюда! — окликнул его таксист в форменке. — Не по твою ли душу?

Туров оглянулся: приветливо помахивая рукой, к нему спешил отчаянно курносый паренек в милицейском мундире.

— Привет, шеф! — весело поздоровался Белухин.

— Приве-ет… — Туров изумленно разглядывал курсанта. — Как ты меня разыскал?

— Секрет фирмы! Слушай, давай отойдем в сторонку, потолковать надо. — Они отошли к пустой скамеечке, одиноко притулившейся у ограды. — Понимаешь, Виктор, ты у нас пока единственный свидетель. На тебя, так сказать, вся надежда… На твой острый приметливый глаз.

— Да не видел я ничего, понимаешь, — с ходу завелся Туров. — Дождь хлещет, темнота… Да и когда разглядывать? Я в руль вцепился, чтоб машину удержать. Чуть на него не наехал. Прямо под колеса сиганул, гад!

— Ну, рост хотя бы запомнил? В чем был одет?

— Рост?.. Чуть повыше тебя. Плечистый такой. Плащ на нем был… темный. И, вроде, кепка на голове. Вот, вроде бы, и все!

— А что-нибудь еще запомнилось? — не отставал курсант. — Усы, борода, родинка? Какая-нибудь характерная примета? А?.. Вспомни, елова шишка! Позарез надо! — Он полоснул ребром ладони по горлу.

— Нет, ничего такого не видел. Извини, старина, мне пора на линию. Садись, подвезу!

Лихарев и Соколова обедали в ведомственной столовой. Юрий Глебович уже покончил с борщом и принялся за гуляш, а Майя Борисовна все еще вяло разгребала ложкой густое капустно-свекольное варево.

— Что, невкусно? — сочувственно поинтересовался Лихарев.

— Не очень. — Соколова отставила тарелку в сторону. — Наверно, нет аппетита.

— Тут самое важное — привычка. И не присматриваться особенно к тому, что в тарелке.

— А главное — не принюхиваться, — рассмеялась Майя Борисовна.

— Ты уж совсем захаяла нашу забегаловку. А по-моему, вполне съедобно. Конечно, не сравнить с твоими домашними обедами, но…

— Ага, вспомнил-таки!

— А я и не забывал, — тихо ответил Лихарев.

Компот пили молча, избегая смотреть друг на друга. — Ты к себе, в прокуратуру? — Лихарев держал плащ Майи в руках. — Да. Проводи меня немного. Прохладный ветерок гнал по тротуару дырявые желтые листья. Соколова зябко поежилась. — Юра, ты был в морге, беседовал с судмедэкспертом. Есть что-нибудь новое? Лихарев замедлил шаг, подравниваясь к походке Майи.

— Подтвердились первоначальные выводы. Кровь, найденная на скамье, соответствует группе крови потерпевшей. На голове — три серьезные раны, скончалась от кровоизлияния в мозг.

— Кто она, мы так и не знаем. Были бы хоть какие-нибудь наметки. Ну, например, профессия.

Лихарев помолчал, обдумывая ответ.

— Вопрос непростой. Обычно больше всего сведений дают руки. Писчий мозоль указывает на конторского служащего или журналиста, мелкие порезы и следы ожогов — на повара. Следы металлических опилок — слесарь, каменного угля — кочегар. И так далее. В данном случае — ничего определенного, никаких явных признаков. Руки нежные, мягкие, ухоженные, маникюр постоянный, все время обновляющийся…

— Значит, кем работала потерпевшая, ты сказать не можешь? Жаль. Это помогло бы нам сузить круг поиска.

— Я и сам ломаю голову. Постоянный маникюр, ухоженные руки. Возможно, вообще нигде не работала. Домашняя хозяйка.