Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04

— Я буду с тобой, — даже не услышал, почувствовал он. И ощутил новый прилив сил.

— Конечно, милая, — и добавил столь необходимые, столь часто повторяемые слова. Слова, что нужны каждой женщине. Особенно ей: — Я люблю тебя.

— Я знаю. Я тоже… — пауза, — тоже тебя люблю.

И в ту же секунду связь прервалась.

Наверное, предположил он, Сима попала в зону глушения сигналов мобильного телефона. Но перезванивать не стал. Он уже узнал все, что было необходимо. И это знание его успокоило и придало сил.

Вагит Тимурович вынул ручку из пластмассовой коробочки, изнутри обшитой замшей, — «Паркер» с золотым пером эффектно заблестел на солнце — и, неторопливо пододвинув к себе листы договора, один за другим подписал их. Затем экземпляры передал Алексею, который сделал то же самое. Далеко не столь впечатляюще, скорее даже нарочито обыденно и буднично.

Отчего-то вся сладость процесса подписания растворилась для него, и причина этого растворения была Алексею совершенно непонятна. Один кратчайший миг, когда он мог определить, понять причину столь болезненного своего состояния, был безвозвратно упущен. К тому же он едва не смазал подпись Вагита Тимуровича на одном из листов, чернила «Паркера» не успели просохнуть как следует.

Сам же Вагит Тимурович столь же блестяще, как извлек, положил ручку обратно в коробочку, саму коробочку отправил во внутренний карман пиджака, и, улыбнувшись — эдакая ноша с души спала, хоть и потерял, да приличные деньги выручил, — пригладил седые волосы ладонью.

— Что-то вы, молодой человек, не в духах сегодня, — произнес он иронически. — Что-то важное включить в текст забыли?

Алексей попытался отшутиться на семейную тему, но ему это не удалось. Впрочем, Вагит Тимурович принял его шутку.

Следом за высокими договаривающимися сторонами текст контракта подписали поверенные, затем на сцену выступил нотариус, доселе незаметный настолько, что Алексей приметил его далеко не сразу по прибытии, лишь во время знакомства. Тогда, в момент встречи, последним ему представили невзрачного серого человечка с незапоминающимся лицом, спрятавшимся за толстыми стеклами очков. Сразу же после представления нотариус снова скрылся из виду, будто мимикрировал, и возник из небытия лишь для заверки контракта своим многозначительным вензелем.

Сделав дело, он снова отошел от стола, стараясь слиться со стеною за спинами поверенных. Вероника же, пользуясь портативным компьютером, лежавшим у нее на коленях, начала перевод денег со счета на счет. От истинного покупателя, Андрея Георгиевича, к продавцу, Вагиту Тимуровичу.

Алексей не стал подходить и выяснять, все ли в порядке. Он просто подал руку Вагиту Тимуровичу, которую тот хорошенько потряс и поздравил с удачным завершением дела, продлившегося по времени почти месяц. Алексей вяло отреагировал на его поздравления, кивнул в ответ и заметил, что так же рад и доволен, что все закончилось.

Вагит Тимурович широким жестом обвел пространство комнаты.

— Отличный подарок вашей супруге, — заметил он без тени сарказма. — Вы ведь здесь собираетесь обосноваться на летнее время?

Этот особняк и в самом деле подходит его жене как нельзя кстати. Она любит роскошество, любит старину, антик, все, относящееся к прошлому. Ей здесь понравится. Впрочем, она же была в усадьбе еще до ее покупки не раз, так что…

— Да, вы правы, — произнес он, — Сима будет в восторге.

Это как музей, а она любит, любила прежде, в самом начале их брака, ходить по музеям, выставкам, галереям. Когда они путешествовали по Италии, он частенько оставался в номере или просто бродил по городу — неважно, какому, — предоставив ей свободу передвижения, Сима же, не уставая, путешествовала от одной достопримечательности к другой. В Париже, на отдыхе, накупала кучу книг Серебряного века и читала запоем.

Ходила. Читала. Сейчас уже нет. Что ж, теперь музей сам пришел к ней в дом.

— Алексей, если вы не против, отправим сопровождающих нас лиц для проведения оставшихся формальностей одних, — голос Вагита Тимуровича вывел его из задумчивости. — На моей машине, разумеется. А мы с вами немного пороскошествуем.

Вагит Тимурович вышел за традиционной, как он ее называл, «контрактной», бутылкой коньяка «Реми Мартен». Вышел свободно, исполненный достоинства, точно по-прежнему оставался хозяином усадьбы. Следом за ним на первый этаж потянулся и Алексей.

Караев давал какие-то абстрактные рекомендации своему поверенному, ни в коей мере не относящиеся к делу. Тот кивал сосредоточенно, наконец пожал руку на прощание и вышел, тихонько притворив за собой дверь. С Алексеем он попрощался до этого; так уж вышло, что последним все пожимали руку именно бывшему хозяину усадьбы. Нарочно или бессознательно, вот в чем вопрос.

Алексей выглянул в окно. Вероника села в «БМВ» последней, на непривычное для нее заднее сиденье, рядом с Мельниковым. Увидев его в проеме окна, помахала на прощание рукой. Он постеснялся сделать то же в ответ, просто смотрел, как отъезжает дорогая машина, слушал, как стихает в загородной тиши шум ее мотора. Наконец все звуки исчезли, тишина снова опустилась на коттеджный поселок.

Краем глаза Алексей заметил, что черный джип все еще стоит на прежнем месте. Тоже, должно быть, кого-то ждет.

Отойдя от окна, он вернулся к Вагиту Тимуровичу. Тот, отперев дверцу бара, доставал бутылку, напоминавшую своею формой увеличенный в добрый десяток раз флакон духов. «Реми Мартен» был еще не початым, янтарная жидкость плескалась у самого горлышка.

Караев наполнил бокалы, плеснув в каждый по глотку, не больше, затем добавил еще. И произнес:

— За завершение удачной сделки. Надо полагать, не последней между нами. Ну и за то, чтоб в самом деле не последней.

По-прежнему стоя, они одновременно подняли бокалы и, не чокаясь — Вагит Тимурович считал это излишеством и «дамскими причудами», — выпили. Поставили хрусталь на низкий столик к бутылке. И так же одновременно обернулись к двери, едва заслышав за ней беспокойный шум шагов.

Дверь распахнулась мгновенно вслед за этим. В комнату влетел, спиною к стоявшим, Иван. Не удержался на ногах, упал на ковер и тотчас же поднялся, как-то робко и нерешительно.

Когда Алексей вновь повернул голову к двери, то первое, что он успел увидеть, был ствол пистолета, утяжеленный и удлиненный трубкой глушителя, повернутый в сторону впавшего в комнату телохранителя.

Следом за трубкой, буквально торчавшей из проема полузакрывшейся двери, появилась рука. Из-под черного рукава пиджака выглядывала белая манжета рубашки с золоченой запонкой. Ствол чуть качнулся, не направляясь, а как бы указуя на остальных, присутствующих в комнате, словно давая понять, что и они в равной степени причастны ко всему происшедшему с телохранителем и так же, как и он, примут непосредственное участие во всех дальнейших действиях.