Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04

Поднявшись, он оглядел пленников. Посмотрел на дверь. Вслушался в звук удалявшихся шагов, один из «близнецов», кажется, решил воспользоваться телефоном, звук набираемого номера был слышен в комнатке удивительно отчетливо.

— Пошел сообщать, — почти равнодушно, лишь с чуть заметной хрипотцой произнес Караев. Иван кивнул, прислонился спиною к стене.

— Жаль, что вы не стояли у двери, — произнес он устало. — Я мог бы…

И замолчал на полуслове, глядя на Алексея. Тот не выдержал его взгляда и отвернулся к окну. Вагит Тимурович махнул рукой:

— Бросьте вы. Садитесь лучше. Будем ждать.

Иван кивнул в ответ. Подошел к Алексею и сел с другой стороны.

— Мы их хотя бы услышим, — сказал телохранитель.

— Да, услышим, — повторил Алексей, невольно вздрогнув.

Серафима отперла гараж и подняла ворота; с металлическим позвякиванием они ушли в нишу под потолком. Затем села в машину — ярко-красный «Ниссан» модели «Примера Джи-Ти». Дверь хлопнула, немедленно вслед за этим завелся двигатель. Все эти действия она проделала стремительно, на одном дыхании, но, едва взялась за руль, едва положила ладонь на рычаг переключения передач, как снова почувствовала усталость. Она нервно зевнула, глядя с некоторым недоумением на свои руки, лежавшие на руле. Ей надо торопиться, совершить немало дел сегодня, если сейчас она снова отключится, позволив своей усталости опять взять над ней верх, если это только произойдет…

Серафима с видимым усилием сняла руки с руля. Сколько она просидела так — ей было неизвестно.

— Закрыть за вами, Серафима Андреевна?

Серафима вздрогнула. Соня вышла на улицу, выбросить мусор.

Машина, дернувшись, тронулась с места в направлении ворот; неожиданно Серафима вспомнила, как утром, спеша насколько возможно, в них протискивалась Вероника.

Ее «Ниссан» выбрался в проулок, не торопясь, развернулся и двинулся к магистрали. Тряская дорога не позволяла расслабиться.

Перед выездом она звонила Алисе, своей массажистке. Разумеется, она с радостью готова была ее принять. «Конечно, Серафима Андреевна, приезжайте, сделаем тонизирующий массаж, как всегда, мы очень рады вас видеть». Алиса была одна, но она всегда говорила о себе со всеми клиентами во множественном числе, должно быть, репутация обязывала.

В дороге снова позвонил Павел. Сказал, что у него все готово. Пускай не волнуется и ждет, когда операция завершится.

И усталость вернулась на привычное место. Она даже была вынуждена остановить машину и слушать его слова молча, всматриваясь пустыми глазами в горящий светофор в десятке метров ниже по улице.

И еще он сказал, что любит ее.

И еще…

Она едва не расплакалась от ощущения навалившегося бессилия. И снова сидела, вцепившись в руль и пытаясь заставить себя забыть разговор. Вернуться в норму, насколько норма возможна для нее. Выйти из машины или же заставить себя выжать сцепление, переключить рычаг на первую передачу, тронуться с места.

Она со всхлипом, вырвавшимся откуда-то из самых глубин души, нажала педаль газа, вырулила на мостовую. Двинулась вниз по улице. Она плакала, стонала и кусала губы, понукая себя следить за дорогой и поворачивать руль из стороны в сторону, выбирать путь и переключать рычаг коробки передач. Едва не врезалась в стоявшую на светофоре «девятку», успела затормозить в последний момент. А потом едва заставила себя тронуться с места — мотор заглох, — и она готова была уже бросить машину, выйти и упасть на холодный асфальт.

Если бы не звонок Павла… Он точно нарочно выбрал время, чтобы рассказать ей о своих свершениях. Успокоить. Сообщить о том, что ничего изменить уже невозможно. Механизм запущен, обратного хода ему не будет, разве досадная случайность, одна на миллион, та самая случайность, что всегда стояла и стоит на ее пути, разве что она неожиданно вмешается.

Но Серафима знала, что не вмешается. Недаром она попыталась предотвратить неизбежное… пыталась и не смогла. Звонок Павла разрушил все построения махом.

И ей снова придется действовать самой. Так, как действовал бы Павел, будь он на ее месте. Так действовал бы Алексей, рожденный свободным. Так действовал и ее отец, прежде, в недавние времена, когда он еще мог обходиться без посредников в любом деле, когда не был прикован к инвалидной коляске и всякое действие неизменно проводил в жизнь в одиночку.

Она же так поступать почти никогда не смела; да и ни к чему было, воспитание, данное ей жизнью, заключалось как раз в противоположном. Воспитание, сходное с тем, что получил Павел, хоть в этом они немного схожи, в том, в чем никогда уже не признаются друг другу. Несвобода объединила их — за те пять лет, что они провели вместе, несвобода стала их второй родиной — несвобода же и разлучила.

Она вышла за Алексея, оставив истинным своим мужем Павла. Потому-то, она так и не смогла ответить своему отражению в зеркале на закономерный вопрос о любви. Потому она не выдержала испытания. И потому была вынуждена обратиться за помощью к другому несвободному. К Павлу.

Павлу, ныне восставшему.

Восставшему не без ее участия. И по ее вине. Копившему тайком даже от нее силы и враз выступившему против своего покровителя Караева. Едва только она пригласила его на встречу, ту, о которой потом вспоминала и с ужасом, и с отвращением, и с любовью. И принудила его принять решение, которое она готовила для себя.

Он просто воспользовался ситуацией в своих интересах. Привязал ее к себе еще больше. А сам поторопился от сковывающей его самого воли избавиться.

Кажется, Караев все же прознал о тайных попытках Павла уйти из-под опеки. Нет сомнений, что он попытается вернуть его на прежнее, занимаемое им с двадцати лет, место.

Если сможет. Ведь Павел еще очень молод, моложе ее на пять лет… а уже сделал шаг вперед. Он решился. Выступил из тени, преодолел сомкнутые вкруг него благостные тенета и стремительно удалялся.

Если бы не это, нужда в Алисе отпала бы сама собой, у нее было бы больше времени… нет, о времени лучше не думать… Довериться чудесным рукам Алисы. Слушать ее спокойный голос, неторопливо повествующий о том и о сем, и, отпустив мысли на вольные хлеба, предаться неге. Почувствовать очарование уверенности в другом человеке.

Человеке, научившемся принимать решения.

Павел взял в руки мобильный телефон. Он вздрогнул, едва не выронив пиликавший аппарат из рук.

— Да? — И тут запищал селектор. Павел наклонился к нему, произнес быстро: «минутку» — и снова сказал в трубку в руке: — Я слушаю.

— Их трое. Двое известных вам лиц и телохранитель кого-то одного из них.

Голос того человека, который именовался в своей среде «главным», произносил слова ровно и, пожалуй, излишне холодно, точно сообщал о текущей работе, или просроченных платежах. О чем-то, о чем упоминается всякий раз в начале подобных бесед.