Светлана Алешина - Спасатель (сборник)

При этих словах мои глаза округлились, я невольно уставилась на Грега и заметила, что он делает какие-то едва заметные знаки головой и губами. Я не поняла ничего, кроме того, что здесь никому нельзя верить на слово. А верить ли самому американцу? Сомнения не помешали мне заметить, что знаки Грега адресованы не мне, а Полю.

– Один из вас может спасти свою жизнь, – продолжал покупать нас офицер в темных очках. – Пусть только укажет мне русского шпиона и его сообщника, и я отпущу его живым. Рассказать о его предательстве будет некому. Пусть это его не беспокоит: остальные умрут. Мертвые хорошо хранят тайны…

«Вот так, – подумала я. – Наступает момент выбора. Ситуация еще не экстремальная, но движется к ней стремительно… Причем врет эта сволочь самым наглым образом – никто из нас отсюда живым не выйдет. Что у тебя там с твоими скрытыми возможностями, радость моя?.. Туго пока? Ну что ж, подождем, когда уже совсем плохо будет…»

– Не тешьте себя глупой надеждой, что будете просто молчать, а потом умрете от пули… Нет. Это было бы для вас спасением…

Офицер показал плеткой на лицо Судакова. Я невольно посмотрела вслед его движению и тут же отвела глаза… Лицо у Судакова было… Нет, на него просто нельзя было смотреть…

Я подумала, неизвестно еще, что свело с ума Ивана Васильевича – расстрел больных или это лицо. Недаром же картина истязания Судакова напрочь стерлась из его памяти – он и словом нам об этом не обмолвился… А ведь он не мог не присутствовать при пытке…

Было бы слишком непохоже на азиатов, если бы они не заставили пожилого врача смотреть, как пытают его друга, коллегу и начальника…

– Внимательно смотрите на его лицо. У вас у всех будут такие же милые, привлекательные лица. Вы все будете похожи друг на друга, как братья… И сестры… Знаете, как легко снимать кожу с лица человека? Нужно только иметь очень хорошо поставленный удар… Такой, как у меня. Смотрите, как это просто…

Он откинул назад ремень плетки, сделал резкое движение рукой вперед, потом назад. Свистнула в воздухе узкая полоска кожи, и самый ее кончик хлестнул по обезображенному лицу несчастного Судакова.

В сторону брызнули капли свежей крови.

Судаков хрипло закричал.

Очкарик сделал еще два шага на середину комнаты, встал между двух каменных столбов-опор и пристально посмотрел на меня…

Он вновь развернул свою плетку…

Я ждала только взмаха его руки, чтобы, не дожидаясь завершающего движения, броситься, но не на него, а к двери, где, разинув рот, тупо наблюдал за происходящим охранник с автоматом.

Мне был нужен его автомат.

Но занесенная вверх рука очкастого офицера вдруг застыла неподвижно, и я еле-еле успела затормозить уже почти начатое движение к двери.

И слава Богу, что все же успела! Если бы я рванулась к двери, это скорее всего оказалось бы моим последним движением, поскольку в следующее мгновение я оказалась бы точно на линии выстрелов…

Но поскольку я осталась на месте, мне очень хорошо была видна картина происходящего. Грег вдруг повалился на спину, головой в сторону Судакова и ногами к двери, и выпустил длинную оглушительную очередь в двух охранников – того, который пришел с офицерами, и в нашего часового, торчавшего в дверном проеме в надежде посмотреть спектакль пытки… Оба они свалились под его выстрелами, не успев понять, что произошло.

В это же время Поль, выставив вперед зажатый двумя руками пистолет, сделал пять выстрелов подряд по офицерам. Поль допустил только одну ошибку. Но она стоила жизни Ивану Васильевичу.

Сначала Поль выстрелил в офицера в очках, у которого, кроме плетки, в руках ничего не было. Второй талиб успел в это время произвести два выстрела.

Одна пуля просвистела в нескольких сантиметрах от моей головы и взвизгнула, попав в стену за моей спиной. А вторая попала в живот Ивану Васильевичу.

Бедняга не схватился руками за живот, не стал зажимать пулевое отверстие… Он только как-то весь напрягся, сделал настороженное лицо, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и стал потихоньку оседать на пол, пока не прислонился спиной к неровной каменной стене и не сполз по ней вниз…

Выстрелы Поля перебили руку с плеткой офицеру в очках, распороли ему же левое плечо и снесли ползатылка офицеру с пистолетом… Оба охранника были убиты Грегом наповал, он всадил в каждого пуль по пять.

Судаков, очнувшийся от удара плетью, хрипел у стены. Кровь ручейком стекала ему на шею и грудь. Грег, едва затихли выстрелы, вновь вскочил на ноги и выбежал в соседнюю каменную комнату. Поль, подобрав один из автоматов, устремился за ним, на бегу крикнув мне, словно приказывая:

– Займись Судаковым!

«Вот спасибо, дорогой, подсказал! – возмутилась я. – Без тебя не знала бы, что и делать…»

Я подбежала к привалившемуся к стене Судакову, на ходу достала из личной аптечки две дозы штатного наркотика в специальных шприц-тюбиках и слегка дрогнувшей рукой проколола в двух местах Судакову залитую кровью шею. Больше, собственно, я для него ничего сделать не могла. Наркотик разрешалось применять как обезболиватель и антидепрессант только в самых крайних, исключительных случаях. Но разве сейчас не такой именно случай?

Затем я бросилась к раненому в живот Линеву и повторила только что совершенную процедуру. Я не медик и понятия не имею, что нужно делать при ранении в живот. Сначала я хотела его положить, но потом решила лучше не трогать. Пульс с трудом, но все же прощупывался в его жилистой иссохшей руке, пульс, еле заметный, прерывающийся, но все же был.

Иван Васильевич сидел у стены все с тем же настороженным выражением в немигающих глазах. Мне это очень не понравилось. Я даже помахала рукой перед его лицом. Зрачки не реагировали. Я еще раз нащупала пульс. Пульс был. Я вздохнула и на всякий случай вколола ему еще и стимулятор сердечной деятельности. Не повредит, по крайней мере…

Но у меня было ощущение, что все мои усилия ему уже не помогут… И оказалась права… Когда я в третий раз принялась искать его пульс, мне уже не удалось его обнаружить… Я поняла, что Иван Васильевич умирает… Жить ему осталось считанные секунды…

Не знаю почему, но я почувствовала себя как-то неловко, словно присутствую при очень интимном событии в жизни человека. Я так именно и подумала – «в жизни человека»… Ведь смерть – это последнее событие в жизни… Я осторожно поднялась и тихо отошла от умирающего, чтобы не мешать ему… В чем? Не знаю…

…Стрельба в доме, конечно, привлекла внимание талибских солдат, находившихся снаружи. Сколько их там было, я не знала, но не сомневалась, что гораздо больше, чем нас.

Интересно, на что рассчитывал Грег?.. Я вообще не просекла смысла его действий и была этим весьма обеспокоена…