Светлана Алешина - Спасатель

Социальная невостребованность – одна из причин того, что Алексей искренне считает именно себя виновником катастрофы…

Надо сказать, психология часто изъясняется сухим, скучным, совершенно безэмоциональным языком. И слава Богу! Иначе она стала бы слишком привлекательной для массового паломничества в психологи. Каждый считал бы себя специалистом, который вправе рассуждать о человеческой психике и психических болезнях, ставить диагнозы, назначать методы лечения и раздавать налево и направо ярлыки – «псих», «невротик», «истеричка», «шизофреник» и еще массу таких же терминов, которые почему-то в обыденной речи встречаются гораздо чаще, чем, скажем, в специальных журналах по психологии и психиатрии…

Конечно же, мы с Фимой постарались как можно убедительней обставить вывод – Алексей Гмыза живет в мире своих фантазий, реально он не представляет абсолютно никакой опасности. Наоборот, сам постоянно подвергается опасности, полностью уходя в мир своих грез. В такие моменты он просто не осознает, что с ним происходит. Он перестает двигаться, становится абсолютно пассивен и может не заметить любого действия, даже самого интенсивного, например, как его собьет автомобиль… Ему может представляться в этот момент, что он сам уничтожает этот автомобиль – сбрасывает его в пропасть или расплавляет своим взглядом… Жизнь таких людей без помощи и присмотра врачей и близких всегда заканчивается трагически… Впрочем, я сильно сомневаюсь, чтобы у Алексея Гмызы могли быть близкие люди…

Ефим, едва мы закончили составление текста интервью, помчался к телефону передавать его в «Известия» и в «Мир катастроф», с которыми он сотрудничал, а я вернулась к своим, чтобы доложить Григорию Абрамовичу, что его приказ-намек выполнен. Там меня ожидал сюрприз, который заставил забыть об Алексее Гмызе и о связанной с ним версии, тем более что на взгляд Абрамыча того, что мы с Фимой соорудили, вполне достаточно, чтобы эту версию уничтожить…

Майор сказал мне, что несмотря на то, что официально об этом нигде не сообщалось, практически каждый сейчас в Булгакове знает, что помощник капитана теплохода «Сергей Есенин» Васильев покончил жизнь самоубийством. Он якобы повесился в гостинице «Волна» – в номере, где его содержали под охраной, размотав бинты, которыми была зафиксирована его сломанная в двух местах рука, и соорудив из них петлю… Мы с Абрамычем даже и не обсуждали это. Я видела, что он абсолютно точно знает, что Васильева уже нет в живых, но в его самоубийство Абрамыч не верит. Он молчал, но скептически поджатые губы красноречиво свидетельствовали о том, что у него на уме… У меня же начало складываться ощущение, что в булгаковской катастрофе все происходит наоборот: вместо того, чтобы постепенно приходить к нормальному повседневному ритму, события продолжают интенсивно развиваться и становятся непредсказуемыми… Это было странно…

У меня была твердая уверенность, что помощник капитана не думал о самоубийстве. Умереть хотел не он, насколько я помню, а капитан. Тот прямо говорил об этом, когда мы его обнаружили в трюме… Васильев, наоборот, был активен и ломал голову над причиной катастрофы… Его очень интересовали какие-то вопросы, на которые он хотел получить ответы у капитана. Что же могло столь сильно повлиять на его крепкую, как мне показалось из недолгого с ним общения, психику, чтобы единственным выходом оказалось – уйти из жизни? Суицидальное состояние не наваливается так сразу и неожиданно. Мало того, не каждый тип психики способен серьезно воспринять такое настроение и воплотить его в реальность. Васильев, на мой взгляд, не мог серьезно относиться к мысли лишить себя жизни.

Это могло означать лишь одно – убийство… И необходимость для меня еще дальше «вкручиваться» в это «не мое дело», чтобы понять его тайные пружины… Что же за причина такая вызвала булгаковскую катастрофу, что и через двое суток после нее из-за этой причины продолжают умирать люди?.. Оставить этот вопрос без ответа я уже просто не могла…

Морозов, с которым я столь опрометчиво испортила отношения, – вот кто, без всякого сомнения, обладал обширной информацией обо всем, что связано с Васильевым и Самойловым… Воспользовавшись тем, что Григорий Абрамович практически предоставил мне полную самостоятельность, надеясь, и не без оснований, на мой здравый рассудок, осторожность и сдержанность, я решительно направилась в гостиницу «Волна» вместо того, чтобы вместе с Игорьком и Кавээном осматривать вагоны, которые сегодня должны были начать поднимать со дна реки…

Я не испытывала угрызений совести из-за того, что группа работает без меня, поскольку понимала, что меня как бы негласно делегировали на берег для того, чтобы я продолжила то, что началось как-то само собой, – наше неофициальное расследование причины булгаковской катастрофы… Мало того, я чувствовала, что в случае необходимости могу попросить у Грега дать мне в помощь Игорька или Кавээна и тот мне не откажет… Я знала, что это расследование важно не только для меня, но и для каждого члена нашей группы, в том числе нашего командира…

Не знаю, что меня в самый последний момент остановило… Я шла по коридору пятнадцатого этажа, довольная тем, что мне удалось беспрепятственно на него проникнуть и никто фактически не обращает на меня внимания, ни охрана, ни снующие по гостиничному коридору офицеры и штатские…

У двери номера, в котором, как я знала еще с прошлого раза, содержали капитана Самойлова, стоял один охранник, но и тот, как только я двинулась по коридору в его сторону, отошел к соседнему номеру и заговорил с другим охранником, совершенно потеряв из вида дверь охраняемого номера. Момент был чрезвычайно удобный, чтобы проскользнуть к капитану и задать ему интересующие меня вопросы…

Я прошла мимо охранника, но он так и не обратил на меня внимания… Я уже почти взялась за ручку двери, как что-то словно толкнуло меня вперед, дальше по коридору…

Так и не сделав попытки проникнуть в номер к капитану Самойлову, я быстро прошла до второго лифта и спустилась вниз…

«В чем дело? – думала я, пока лифт вез меня на первый этаж. – Почему я туда не вошла?.. Что меня остановило? Ведь я очень хотела туда попасть…»

Я начала копаться в памяти, пытаясь воскресить каждое мгновение своего пребывания на пятнадцатом этаже. Человек замечает очень многое неосознанно, каждую секунду его мозг воспринимает огромное количество информации, лишь ничтожная часть которой проникает в его сознание, остальное остается за порогом осознанного восприятия, но в памяти хранится. Это и есть одно из содержаний бессознательной части его психики. И вытащить оттуда эту информацию вполне возможно – например, путем сосредоточенного размышления, очень напряженной концентрации внимания… А иногда эта информация всплывает и сама, без всякого усилия со стороны человека – например, в сновидении…