Светлана Алешина - Сладкая приманка

Меня она между тем не замечала, хотя я уже минуты три стояла у двери и смотрела на нее. Врач, который вошел вместе со мной, хотел подойти к Ларисе, но я его остановила, удержав за рукав.

– Сергей Александрович! – возмущенно обратилась к врачу еще одна соседка Чайкиной. – Уберите от нас эту идиотку. Она все уши прожужжала – не хочет она рожать. Ходит, пузом трясет, а сама: «Ненавижу детей! Ненавижу детей!» Твердит, как сумасшедший попугай какой-то.

– Ты, милочка, сама успокойся. Что это ты так волнуешься? Тебе рожать сегодня, нервничать не нужно. Животик-то у тебя у самой вон какой – постарался муж, не иначе как тройню тебе зарядил. Давай-ка послушаем, что у нас там.

– Сергей Александрович, – хихикнула женщина. – Это у меня, а не у нас. У самого-то у вас-то там пусто скорее всего.

Меня передернуло. Врач, по-моему, был абсолютно глухой и слепой. Этим женщинам действительно нельзя было находиться вместе с Чайкиной в одной палате. Ее нужно было срочно изолировать. Эта его «милочка» была совершенно права – Ларису нужно было забрать из этой палаты. И забрать срочно, пока не случилось какого-нибудь скандала, который может для Ларисы закончиться трагедией.

Она наконец узнала меня и поспешила ко мне, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Я уже устала тебя ждать! Представляешь, они мне не верят. Знаешь, Наташка, я все никак не пойму, как я здесь оказалась. Я помню, как мы с тобой убежали с химии, как мороженое ели. А дальше?

«Господи, она школьница, что ли?» – подумала я, а женщины в палате засмеялись. Наверное, потому, что ко мне она обращалась как к подружке, а я на школьницу нисколько не была похожа. Я быстро взяла из рук врача Ларисину карточку и нашла в графе «год рождения» отметку – 1975. Так она моя ровесница! Какая же, к черту, химия!

– Потом какой-то кошмар в роддоме, пожарная лестница. Не помнишь, зачем мы с тобой туда пошли? Неужели кто-то из наших девчонок рожать собрался? Значит, они с мальчишками. Ну, это.

Лариса покраснела.

– Ну… давали им.

Женщины уже откровенно хохотали. Ситуация складывалась глупейшая. Я никак не могла понять, что происходит, врач давно уже, судя по всему, махнул на Ларису рукой. Женщины с удовольствием отыгрывались за свой недавний страх перед Ларисой.

– А это кто? – спросила у меня Лариса.

Она показала пальцем на врача, и я поняла, что пора активно вмешиваться. Ларису нельзя было предоставлять самой себе. Она явно вернулась в свое прошлое и меня принимает за одну из своих подружек. По ее самоощущению, она не только не беременна, она даже с мужчиной вроде бы ни разу не была. Ситуация, конечно, слишком уж дикая для женщины, у которой вот-вот должны начаться родовые схватки.

– Вы можете ее перевести в отдельную палату? – спросила я врача.

– Ты, милочка, с ума не сошла? – возмутился он, но быстро сообразил, что со мной не следует разговаривать как с подопечными женщинами, и сбивчиво забормотал извинения.

– Больница переполнена, – бросился он объяснять. – Мы дежурили в день, когда роддом взорвался, всех везли к нам, не заботясь о том, можем мы их принять или нет. Даже младенцев нам привезли!

Он возмущенно всплеснул руками.

– Ну, младенцев мы за пару часов распихали по роддомам. Так теперь скандал с роженицами – они-то здесь остались! Требуют своих детей. Вот где кошмар-то! Детей им подавай! Да кто ж теперь разберется, где чей ребенок! У многих бирки-то послетали, пока с ними возились на улице в суматохе, спроси у него теперь, чей он ребенок. Кроме того, один ребенок погиб, а мать до сих пор не знает об этом.

Он вздохнул.

– Здесь-то спокойно. Ну, подумаешь, нервничают слегка. Так это дело обычное. Перед родами всегда нервничают, а я всегда успокаиваю. Так уж заведено. Где ж я ей отдельную палату найду? И в психушку не отправишь, у них там родильного отделения нет, конечно.

– Главврач здесь? – спросила я.

Он помотал головой.

– Литвинова полчаса назад губернатор вызвал.

– Кабинет его свободен?

Врач молча хлопал глазами.

– Ключ можете найти?

– У Михайловны ключ есть, у уборщицы.

Он взглянул на часы:

– Минут через десять она как раз у Литвинова убирать начнет.

Выйти из палаты Ларису не нужно было даже уговаривать. Она живо вцепилась в мою руку, и мы втроем – я, Лариса и врач – направились по длинному коридору третьего этажа к лестнице. Но чем ближе мы подходили к ступеням лестницы, тем крепче и беспокойней сжимала Лариса мою руку. Я наконец сообразила, что не выяснила один очень существенный для Ларисы момент.

– На каком этаже у вас кабинет главврача? – спросила я.

– На первом. – Врач недоумевающе посмотрел на меня и пожал плечами.

«Вот черт! – ругнулась я про себя. – По лестнице она не даст себя свести».

Я немного растерялась.

«Сама же, между прочим, виновата! – ругала я себя. – Могла бы предусмотреть, что Ларису могут затащить на третий этаж, а спускаться она опять не сможет. Нужно было предупредить тех, кто ее сюда вез, или самой проводить».

Впрочем, она боится только лестницы, вернее – только спуска по лестнице.

– Лифт есть? – спросила я у врача.

– Конечно, есть! – пожал тот плечами, недоумевая, почему я спрашиваю о такой ерунде с таким серьезным волнением.

Я облегченно вздохнула. Иногда забываешь самые простейшие решения и начинаешь сама придумывать себе трудности. Это чаще всего говорит о настроении несколько депрессивной окраски. Мне нужно на себя обратить внимание. Я слишком поддаюсь эмоциям и начинаю совершать ошибки. Нет, это нужно прекращать, ведь я же умею контролировать свое эмоциональное состояние.

На лифте мы спустились спокойно. Не было перед глазами Ларисы ступенек, ведущих вниз, а движения лифта она, по-моему, вообще не заметила. Лариса болтала со мной как со школьной подружкой, называла меня Наташей и чувствовала себя, судя по ее настроению, превосходно. Только иногда она начинала морщиться и прикладывала ладони к животу, который начинал ходить ходуном.

– Подожди чуть-чуть, у меня с желудком что-то нехорошо. Сейчас пройдет.

Дверь в кабинет главврача оказалась не заперта, и едва мы туда вошли с Ларисой, дежурный врач потерялся где-то по дороге, а мы увидели сидящего за столом молодого мужчину. На уборщицу Михайловну он был явно не похож, и я поняла, что это и есть тот самый Литвинов, который как-то отвертелся от встречи с губернатором. Что ж, тем лучше. Не люблю действовать по-партизански, хотя иной раз и приходится, когда нет другого выхода.

Я готова была пуститься в объяснения, но Литвинов не дал мне рта раскрыть. Он вежливым жестом пригласил нас с Ларисой сесть в глубокие мягкие кресла перед своим столом и заявил: