Светлана Алешина - Сладкая приманка

Кавээн хохотнул:

– Уж что-что, а наградить человека кое-чем, это они могут.

– Дядя Саша, ты пошляк! – возразил ему Игорек. – Я имел в виду нечто совершенно иное. Нечто сугубо профессиональное.

Григорий Абрамович давно уже поглядывал на Игорька с интересом, уж слишком непривычно он себя вел. Он прищурился на него пристально и стал похож на охотничью собаку, которая делает стойку на дичь. Если, конечно, можно себе представить лысую собаку, да еще в больших роговых очках.

– Ну-ка хватит паясничать и рассказывай толком, что ты там новенького узнал.

– Унюхал, Григорий Абрамыч! – восхитился Игорек, и я только сейчас сообразила, что он не совсем трезв. – Вот что значит опыт! Не то что вы. Я сегодня познакомился с такой девушкой! В автобусе с ней ехал. Я на работу, а она на лекцию. А в результате оба оказались в… баре! Да! И выпили по паре коктейлей. Это у вокзала, недалеко, кстати, от того самого роддома. Оленька, у нее такие глаза! Клянусь, они мне показались больше стекол противогаза. Впрочем, я опять не совсем о том говорю, извините.

Он закрыл глаза, глубоко вдохнул, потом замер, сосредоточился и, когда открыл их снова, показался мне намного трезвее.

– Она рассказала мне, почему не хочет идти сегодня на лекцию, и это, представьте себе, оказалось главным во всем нашем мимолетном знакомстве. Ибо. Хм, какое красивое слово. Ибо. Ибо, пораженный этой новостью, я впал в глубокую задумчивость и не заметил, как девушка меня покинула. А адрес ее или телефон я не успел спросить. Помню только, что ее зовут Марина. Или Наташа. Какая, впрочем, разница. У нее такие глаза! Впрочем… Что это я заладил – впрочем да впрочем. Она сказала мне, что вчера их профессор, фамилию его не помню, помню, что по генетике, отмочил корку! Это она так сказала – отмочил корку! Он прямо на лекции заявил, что какой-то шутник прислал ему письмо. Письмо, написанное, как он сообщил, очень грамотным языком, что для студентов-медиков вообще-то не характерно. Так вот, в письме была угроза! Его обещали взорвать, если он не прекратит свои исследования по проблеме выращивания из донорской клетки внутренних органов человека. Он что-то там выращивает у себя в пробирках. Вспомнил: она сказала, что профессор пытается из одной клетки вырастить мозг человека. И у него что-то даже получается. Профессор искренне считает, что письмо – это шуточки студентов.

Мы, честно говоря, были поражены. И, конечно же, не тем, что Игорек напился в рабочее время. Террорист перешел к столь активным действиям, что останавливать его нужно немедленно. Он, судя по всему, не успокоится, кто знает, сколько бомб у него уже готово. Не успокоится, пока все их не разошлет по белу свету.

– Григорий Абрамович, – сказала я, – разрешите, я попробую через телевидение установить с ним контакт. Мы не можем сидеть на месте и ковыряться в его прошлых взрывах, когда он намечает себе новые жертвы, и ждать, когда появится сообщение о новом взрыве.

– Насколько я понимаю, охрану профессора мы сами обеспечить не сумеем, – сказал Грэг. – Хотим мы этого или не хотим, а придется поставить в известность наших друзей из ФСБ и сообщить им эту информацию. Игорька туда не пошлешь, придется, Оля, тебе навестить своего знакомого майора Нестерова и передать утренние наблюдения нашего любвеобильного Игоря. А оттуда поезжай на телевидение, я позвоню главному редактору службы информации, договорюсь с ним. Возможно, небольшое интервью тебе придется дать, так ты там осторожно, лишнего не говори. Впрочем, Оля, ты сама все, конечно, понимаешь.

Вернулась я часа через три, порядком измочаленная несколькими дублями записи моего обращения к террористу. Никогда не думала, что это может оказаться столь тяжелой работой – выступать перед несколькими миллионами зрителей, которые тебя напряженно слушают. А что слушать меня будут напряженно, я не сомневалась. История со взрывами уже выползла наружу из сейфов ФСБ, обросла подробностями, в которых трудно было отличить правду от вымысла, количество погибших от взрывов росло просто с каждым часом и уже перевалило все разумные пределы. В одном роддоме, как могла вам сообщить любая пенсионерка, встреченная вами в магазине, погибло не меньше полутора тысяч только что родившихся младенцев, которых раскидало взрывной волной по всему кварталу…

Я не сомневалась поэтому, что сегодня я стану «звездой» тарасовского телеэкрана. А вот майор Нестеров отнесся к моему сообщению почти равнодушно. Он, конечно, поблагодарил, но по его взгляду я понимала, что проблема безопасности профессора из мединститута его не волнует. Наверное, его больше беспокоил вопрос о том, «свободна» я или «занята», как это они называют. Я имею в виду мужчин нестеровского типа. Которые никогда не посягают на «занятых» женщин. Меня такие поклонники просто раздражают, хотя я ничего не имею лично против майора Нестерова. Просто он мне не интересен. И еще я подозревала, что ему и самому хорошо известно о случае с профессором-медиком, но передо мной он ломает комедию. А если так, то за намеченной террористом жертвой давно уже ведется наблюдение. Ну и хорошо, ничего другого мне, собственно, и не нужно.

В управлении я стала свидетельницей спектакля, главным героем которого был Кавээн. Он сегодня выступал в неожиданном амплуа. Я уже говорила, что Кавээн – специалист по распределению гуманитарной помощи. Делает он это очень просто. Подгоняет к стоящему на запасной полосе авиагрузовику «КамАЗ», собирает у толпящихся уже около самолета «стервятников» разнообразные приказы и решения, подписанные кем угодно (это его не интересует), и рвет эти бумаги у них на глазах. Затем встает на трапе в грузовой отсек и ждет, когда самый возмущенный из них полезет с ним разбираться.

Разбирается Кавээн всегда конкретно – спускает этого самого возмущенного с трапа вниз головой. Возмущение у того сразу же проходит, а одновременно значительно редеет группа желающих поживиться гуманитаркой. Пару раз в него стреляли. Но Кавээн оба раза сумел уберечься от пули и одного из стрелков сдал в уголовку. Разогнав «стервятников», Кавээн загружает «КамАЗ» и звонит в управление Грэгу. Тот высылает пару спасателей из числа своих старых приятелей, и они конвоируют машину непосредственно на место эвакуации пострадавших, а не на какой-нибудь промежуточный склад, как это делается во всех остальных случаях. Кавээн же остается на самолете – загружать следующий «КамАЗ». В результате эффективность использования гума– нитарной помощи возрастает процентов до восьмидесяти вместо обычных двадцати, когда этот процесс происходит без участия дяди Саши. Хотя и он уследить за всем абсолютно, конечно, не может.

Он сам прекрасно понимает, что гуманитарку все равно воруют, не на аэродроме, так в другом месте, и устраивает иногда самую настоящую облаву на таких мелких по сравнению со «стервятниками» воришек. Кавээн называет их «хорьками».