Светлана Алешина - Папарацци (сборник)

– Мало того, тварь, что меня чуть охранники Борисевича не пришили, так из-за тебя, дуры, меня и свои здоровья могли лишить, – с этими словами он указал на гоблинов и фингал под глазом. – Хорошо, что они поверили, что я ни при чем, все твоя работа. Главное, хоть бы негативы остались, так ведь я их уничтожить успел, когда эти козлы наехали…

Я была унижена, опустошена и обезволена. Это был серьезнейший удар. Достойный финал карьеры молодого детектива, подумала я. Я лезла на рожон, дважды чудом унесла ноги, такого страху натерпелась – и все ради чего? Чтобы двое покатывающихся со смеху гоблинов тыкали в меня пальцами? От одного вида того, как на них сидят штаны, меня тошнило. Рядом с ними стоял человек, которого я пыталась выручить и который за это готов задушить меня. Я сразу вспомнила, как от него мерзко несло потом, когда он уронил меня на землю. Волна дикой злобы захлестнула меня.

– Заткнитесь, уроды! – заорала я что есть мочи.

Все разом замолчали. Борян уставился на меня своими поросячьими глазками и, угрожающе надвигаясь, произнес:

– Чо ты сказала?

Обстановка стала накаляться, не знаю, чем бы это кончилось, но тут раздался спокойный, хорошо поставленный мужской голос:

– Что здесь происходит?

Мы все не заметили, как в комнате появился тот, кого мы ожидали. Перед нами стоял Данчук, собственной персоной. Я узнала его по фотографиям в газетах. Однако в жизни он был несколько старше и выглядел не таким бодрячком, как на фотографиях. Роста он был невысокого, в дорогом светло-бежевом костюме, белой рубашке и темном галстуке, узел которого он сильно ослабил.

– Ну, – спросил он у Боряна, – какая из них?

– Вот эта, – кивнул Борян на меня.

Данчук взял табуретку, поставил ее поближе к дивану, сел на нее, закинул ногу на ногу и изящным жестом обхватил коленку.

– Ну, милое дитя, – его серые глаза смотрели холодно, – зачем вы хотели меня видеть? И что вы хотите мне предложить?

– Только одно. Вам – фотографии, нам – свободу и… гарантии.

На лице Данчука отразилось удивление. Его левая бровь поползла вверх, изогнувшись при этом. Он повернулся и посмотрел на стоявшего рядом с ним Боряна. Тот недоуменно пожал плечами и характерно покрутил возле своего виска пальцем, кивнув при этом в мою сторону. Похоже, подобные объяснения удовлетворили Данчука, он повернулся ко мне и спросил:

– Какие еще гарантии? Объясните, что вы хотите, подробнее.

– Я хочу, чтобы нас, после того как мы отдадим вам фотографии, оставили в покое и больше не преследовали.

– Как они к вам попали? Почему вы держали их у себя? И что вы хотели получить взамен этих фотографий, назначая встречу Борисевичу или когда сегодня пришли ко мне в штаб?

– Да ничего я не хотела! Не нужны мне ваши фотографии! Они вообще ко мне случайно попали. У меня была только одна цель – спасти этого придурка. Потому что я думала, что его поймали и он в беде.

Данчук снова повернулся за объяснениями к Боряну. Тот нагнулся к своему шефу и, то и дело тыкая пальцем то в меня, то в стоящего позади него фотографа, зашептал что-то на ухо Данчуку. К тому времени, когда Борян завершил свой рассказ, на лице Данчука образовалась улыбка. Правда, весьма специфическая – улыбался он одним лишь ртом. Глаза продолжали смотреть жестко и холодно.

– Забавная история, – прокомментировал он, когда Борян закончил его информировать и распрямился. – Значит, вы, милая девушка, защитница униженных и оскорбленных?

– Никакая я больше не защитница! Я хочу, чтобы меня оставили в покое, и постараюсь впредь не связываться с людьми, подобными вам.

– Милая девушка, – продолжая улыбаться, произнес Данчук, – слишком глубоко вы влезли в это дело, чтобы вас оставили в покое… Короче, – улыбка слетела с его лица, – вы называете мне место, где находятся фотографии, мы едем туда и забираем их. Если все будет нормально, мы вас отпускаем.

– Не пойдет! – упрямо произнесла я. – Мне нужны гарантии, что нас потом отпустят.

– Единственная гарантия, которую я могу вам дать, – это мое слово. Если фотографии попадут к нам, вас выпустят. Если нет, пеняйте на себя…

– Нет! – упрямо продолжала твердить я. – Вы должны отпустить хотя бы мою подругу. Тогда я скажу вам, где фотографии.

– В общем, так! – Данчук поднялся. – Все, что можно, я вам уже предложил. Даю вам на раздумья остаток этой ночи. Посидите в специально приспособленном для упрямых и тупых помещении, подумайте о жизни, глядишь – к утру поумнеете.

Он кивнул бандитам и вышел. Борян подошел к нам и сказал:

– Подъем!

– Куда вы нас ведете? – спросила я.

– Там увидишь, – сказал он и грубо толкнул меня в спину.

Нас подвели к двери, не той, за которой скрылся Данчук, а той, которая, как я подумала, вела в смежное помещение. На самом деле за ней оказался короткий коридор, в конце которого мы уткнулись в металлическую дверь. Борян открыл ее.

Сразу за порогом начинались ступеньки, ведущие вниз. Спустившись по ним, мы оказались в холодном подвале без окон, с абсолютно голыми стенами. Никакой мебели не было в этом довольно просторном помещении. Освещалось оно слабой лампочкой, прикрученной к одной из стен.

– Ну вот, если что, постучите, – сказал Борян. Поднявшись по ступенькам, он закрыл за собой дверь и щелкнул снаружи задвижкой.

Мы с Иркой стали оглядываться в поисках места, где нам можно было бы присесть. Но, увы, не нашли ничего подходящего, кроме последней ступеньки лестницы, по которой мы спустились в подвал. Однако бетонные ступеньки были холодными, и долго мы на них не высидели. Я подумала, а не снять ли блузку и постелить ее, но не решилась из-за холода.

– Что мы теперь будем делать? – спросила Ирка.

– Надо настаивать на своем, – ответила я.

– А если они нас здесь… – Ирка не договорила, поскольку то, что с нами могли сделать, было столь многообразно и ужасно, что говорить об этом вслух не хотелось.

– Пока фотографии у нас, ничего они не сделают.

Ирка устало опустилась на корточки, положив голову на колени. Я прошлась по подвалу и тоже пристроилась рядом с Иркой.

– Ничего, – подбодрила я ее, – вот увидишь, они одумаются.

Но бандиты одумываться не спешили. Время летело, а никто так и не появился. Это была самая худшая ночь в моей жизни. Ноги устали через час. Еще через два часа мы с Иркой были вынуждены прижаться друг к другу, чтобы хоть как-то согреться: в подвале был собачий холод. Под утро я попыталась заняться гимнастическими упражнениями, чтобы разогнать кровь. Ирка же совсем скисла и снова начала канючить и причитать, что это все из-за меня и что она очень устала.

А под самое утро случилось нечто такое, что разом выбило нас из колеи. Было шесть часов. Мы с Иркой сидели в изнеможении на ступеньках, когда вдруг в дальнем темном углу подвала что-то зашуршало и зашлепало. Мы насторожились и поднялись. Через несколько секунд мы увидели, что это! И, не сговариваясь, заорали в один голос: «Крыса!», бросились вверх по ступенькам и забарабанили в дверь.