Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

— Картины — это мои корабли, отправляющиеся в большое плавание! — воскликнул он, приглашая Астру сесть на турецкий диван. — Мы непременно должны выпить за их счастливую судьбу. Когда я расстаюсь с каждой из них, меня одолевает грусть.

Пробка с громким хлопком полетела в потолок, а из зеленого горлышка бутылки ударила струя пены. Домнин держал шампанское так, чтобы несколько брызг попали на портрет, завешенный льняным покрывалом. Только потом он разлил шипучее вино в бокалы.

— Сначала сделайте глоток, таков ритуал.

Астра послушалась.

— А теперь…

Художник не показывал картину, а будто совершал некое таинство. Отработанным жестом он сорвал покров, и взгляду Астры предстала женщина в черном наряде из кружев и атласа, сидящая спиной к зрителю. Ее лицо с загадочной полуулыбкой и туманными глазами отражалось в зеркале, обрамленном массивным позолоченным багетом. Такой же багет обрамлял и саму картину, повторяя форму зеркала — овальную, а не традиционно прямоугольную, отчего возникала перспектива бесконечности . По бокам зеркала горели свечи, не две-три, в целый сонм огней, слитых в колышущийся, мерцающий золотом фон. Отблески этого мерцания ложились мягкими тонами персика и лимона на щеки женщины, на завитки ее волос, на декольтированную грудь, на детали драгоценной вышивки корсажа…

Астра не сдержала восхищенного возгласа. Как он угадал? Как он почувствовал?

— Нравится? — скромно опустил глаза Домнин.

Мог бы и не спрашивать. Он и так превосходно знал, какой эффект производят его портреты.

— Вы, пророк и великий искусник, — выдохнула она. — Я не ожидала…

— Чего не ожидали? — усмехнулся он. — Что я сумею увидеть, какой вы рисуете себя в своих сокровенных мечтах?

Она долго, не отрываясь, затаив дыхание, созерцала собственный образ, так полно выраженный другим человеком. Именно эта способность посредством форм и красок передавать непередаваемое, говорить без помощи слов и отличает Мастера. Как он безошибочно подобрал антураж, прическу, одежду!

— Откуда вам известно, что я люблю сидеть перед зеркалом?

— Зеркальная бездонность отражается в ваших глазах. Ведь не только зеркала отражают нас, но и мы их.

Корзина с лилиями стояла на полке: на месте, освобожденном от баночек, коробочек и тюбиков с красками. Астра, насытившись зрелищем своего портрета, перевела взор на цветы.

— Вы их не выбросили?

Художник поднял брови.

— Зачем? Я люблю цветы… Они вдохновляют меня на создание оригинальных флористических орнаментов. Мастера модерна подражали природе, и я с удовольствием иду по их стопам. Орхидеи, каллы, ирисы — какой чудный, питающий воображение материал! А лилии учат нас совершенству. Это мистический, загадочный цветок. Слышали выражение: «золотить лилию»? Оно означает напрасную попытку улучшить то, что и так безупречно. Говорят, лилия выросла у престола Девы Марии из крови мучениц.

— Вот как? Вас не смущает записка, которая была вложена в букет?

— Да бог с ней… — небрежно взмахнул рукой Домнин. — Чей-то мрачный розыгрыш. Я даже догадываюсь, кто автор сего послания. Сначала грешил на Маслова, но потом подумал об Александрине. Она, вероятно, решила наказать меня за грубое обращение. Я слишком сильно испугал ее, а Санди злопамятна. Скорее всего, письмо прислала именно она. За ее угрозами ничего не стоит, кроме желания попортить мне кровь. Подписавшись Сфинксом, эта эксцентричная особа рассчитывала превратить меня в посмешище. Думала, я подниму панику, и стану предметом новой волны сплетен. А она использует шумиху против меня же, попытается объявить Игоря Домнина невменяемым, недееспособным и, если удастся, упрятать в психушку. С нее станется!

— Вы не преувеличиваете?

Художник сложил руки на груди и снисходительно улыбнулся.

— Самую малость. Санди невозможно переоценить, существует лишь риск недооценить! От этой женщины можно ожидать чего угодно. Кажется, для вящей убедительности она прислала такое же письмо своему молодому любовнику… с целью нагнать на него страху. Авось я поддамся всеобщему психозу и тем самым позволю ей осуществить свою заветную мечту — заполучить мое имущество. Очевидно, у нее есть какой-то план.

— И вы так спокойно говорите об этом?

— А вы советуете устроить истерику и сыграть ей на руку? Похоже, Мурат клюнул на ее удочку, поверил в мнимую угрозу и мечется в ужасе… или закрылся, боясь нос высунуть из дому. Я раскусил уловку этой бронзоволосой гарпии! Пусть не надеется!

— Кто такой Мурат?

— Ее сексуальный угодник — мальчик, натурщик из Академии. Безмозглый, но красивый, как античный бог. Они оба являют собой образец совершенства формы и негодного содержания, этой насмешки матери-природы над бедным человечеством. Санди хотя бы умна, а ее бойфренд остановился в развитии на уровне неандертальца.

Домнин расхохотался над собственной шуткой. Зато Астре было не до смеха. Сфинкс собирается лишить жизни еще двух человек, а они не предпринимают никаких мер для своего спасения. Один веселится и ерничает, второй дрожит от страха.

— Что, если это не розыгрыш? — серьезно произнесла она. — Если вас или этого Мурата убьют? Вы не должны быть таким беспечным.

Художник с трудом придал лицу выражение внимания и важности.

— Абсурд, — покачал он головой. — Наслушавшись про Сфинкса, которому молва приписывает убийство за убийством, Александрина взяла на вооружение чужую идею. Она привыкла жить за чужой счет! Но у нее пороху не хватит осуществить задуманное. Раскрутить мужчину на деньги это пожалуйста, однако убить его… нет! Поверьте моему чутью. У меня вообще закралось подозрение, будто никакого Сфинкса нет и в помине. Кто-то развлекается, посылая письма, а другие занимаются плагиатом.

— То есть? — не поняла Астра.

— Избавляются от неугодных им людей под прикрытием какого-то шутника. Человек вообще склонен копировать. Умение быть самим собой — редкий дар. Не доверяйте слухам, госпожа Ельцова. Сфинкс стал достоянием толпы, я не удивлюсь, если скоро умерших от заурядного сердечного приступа болтуны будут объявлять жертвами сего мифического чудовища. А найти на теле любого из нас крохотную царапинку или след от укола — проще простого. Особенно если вы больны и принимаете курс лечения.

— Я здорова.

— Разумеется, — улыбнулся Домнин. — Кстати, я тоже. Сердце меня не беспокоит. Имейте в виду, если вдруг что…

Он завернул портрет в оберточную бумагу и вопросительно посмотрел на Астру.

— Вызвать вам такси?

— Я позвоню отцу. Он пришлет водителя.

Художник молча стоял, опершись о дверной косяк. В мастерской витал приторный аромат лилий.

«Кровь мучениц…» — подумала Астра, глядя на белые чашечки цветов.