Вера Каспари - Воскресшая жертва

Но я полагал, что Лора выше такой чепухи. Думал, что нашел женщину, которая признает во встреченном ею мужчине настоящего мужчину, женщину, чьи широко открытые глаза проникнут сквозь внешнюю пелену и подскажут ей, что за пеленой скрывается человек по имени Линкольн, Колумб и Томас Э. Эдисон. А также Тарзан.

И я ощутил себя обманутым.

Оставалось выполнять свою работу. Сидя на постели, разбираться в философии любви — не значит распутывать дело об убийстве. Я открыл для себя мир мечтаний Дженни Свободоу — Дайяне Редферн, ну и что дальше? Никаких признаков того, что она могла также быть связана с парнями, которые пользуются обрезами.

След снова вел к квартире Лоры и к Шелби. Улики я нашел в зеленой сумочке Дайяне.

Прежде чем уйти из ее дома, я поговорил с хозяйкой, и она мне сказала, что в пятницу Дайяне была с зеленой сумочкой. Это я уже знал и без нее. Она бережно относилась к своим платьям, вешала их на плечики, в двадцать пар туфель вставляла специальные колодки. Даже в квартире у Лоры она убрала свое платье в шкаф, шляпку положила на полку, а сумочку — в ящик. Из этого я понял, что в пятницу вечером она торопилась на свидание. Зеленая шляпка, перчатки и сумочка остались лежать на кровати. Туфли были заброшены под кресло. То же самое случалось у нас дома. Когда моя сестра готовилась к свиданию со своим боссом, она всегда оставляла свернутые чулки на спинке стула, а розовые шлепанцы — на полу в ванной комнате.

Я взял зеленую сумку. Она была тяжелой. Я знал, что она должна быть пустой, ведь Лора показала мне черную сумочку, которую она нашла в своем ящике, сумочку, в которую Дайяне положила пудреницу, губную помаду, ключи, деньги и сломанный портсигар.

В зеленой сумочке лежал золотой портсигар, на котором были выгравированы инициалы «Ш. Дж. К.».

Двадцатью минутами позже я сидел в гостиной у Лоры. Портсигар был у меня в кармане.

Лора и Шелби сидели на кушетке. Она плакала. Все время после того, как Уолдо и я покинули их в пять часов, они провели вместе. Сейчас было около десяти часов. Бесси уже ушла домой.

Я пытался представить себе, о чем они разговаривали в течение почти пяти часов.

Я был настроен по-деловому. Я вел себя жестко и профессионально. Голос мой звучал так, как должен был звучать голос сыщика из детективной истории.

— Буду говорить прямо, — сказал я, — есть несколько фактов, которые нуждаются в пояснениях. Если вы вдвоем сможете помочь мне устранить противоречия, я буду уверен, что вы, как и я, стремитесь распутать это убийство. В ином случае мне придется прийти к выводу, что у вас есть какие-то личные причины, по которым вы не хотите, чтобы убийца был найден.

Лора сидела со сложенными на коленях руками, как школьница в кабинете директора. И этим директором оказался я. А она меня боялась. Лицо Шелби напоминало посмертную маску. Часы в комнате будто отсчитывали биение человеческого сердца. Я вынул золотой портсигар.

Глаза Шелби сузились. Никто не проронил ни слова.

Я протянул его Лоре.

— Знаете, где я его обнаружил? Ведь у девушки на ленче в пятницу была с собой зеленая сумочка, правда? Скажите, Лора, вы предложили ей воспользоваться вашей квартирой до или после того, как увидели портсигар?

Слезы побежали по щекам Лоры.

— Скажи ему то, что только что сказала мне, Лора, — сказал Шелби, — что это было до всего!

Она механически, по-школьному кивнула головой:

— Да, это было до того.

Они не смотрели друг на друга, но я почувствовал, что какой-то импульс пробежал между ними. Шелби начал что-то фальшиво насвистывать. Лора сняла золотые сережки и оперлась головой на спинку кушетки.

— Лоре было неловко оттого, что она в среду грубо повела себя с Дайяне, — сказал я. — И она пригласила ее на ленч, а поскольку Дайяне пожаловалась на неудобства комнаты, которую она занимала, Лора предложила ей свою квартиру. Позднее, вероятно за кофе, Дайяне вынула этот портсигар. Забыв, очевидно, кто находится рядом…

— Откуда вы знаете? — спросила Лора.

— Разве это не то, что вы хотите мне рассказать? — спросил я ее. — Разве это не самый простой способ разъяснить ситуацию?

— Так оно и было, — сказала она. — Это…

— Послушайте, Макферсон, я не желаю, чтобы вы с ней разговаривали подобным образом, — вмешался Шелби. Маска сошла с его лица. Гипс потрескался. Глаза у него были узкие и предвещали недоброе, рот был сжат в узкую полоску.

— Шелби, — проговорила Лора, — Шелби, пожалуйста…

Он загораживал ее. Ноги раздвинуты, кулаки сжаты, как будто я ей угрожал.

— Я протестую против того, чтобы разговор шел в таком духе, Макферсон. Эти инсинуации…

— Шелби, дорогой, — произнесла Лора и потянула его за обе руки.

— Не знаю, Карпентер, что вы считаете инсинуациями, — сказал я. — Я задал вопрос мисс Хант. Потом я воспроизвел картину, правильность которой она подтверждает. Что вас так беспокоит?

Сцена вновь стала ирреальной. Я говорил на языке детективных историй. Шелби не давал возможности быть самим собой.

— Видишь, дорогой, — сказала Лора. — Из-за того что ты так волнуешься, ситуация только усугубляется.

Они снова сели, и ее рука легла на рукав его пиджака. Видно было, что он не хочет, чтобы она его контролировала. Он выражал крайнее неудовольствие. Он с горечью взглянул на нее, потом отдернул руку и подвинулся к краю кушетки.

Затем начал говорить таким тоном, как будто хотел продемонстрировать свой авторитет:

— Послушайте, если вы еще раз оскорбите мисс Хант, я подам на вас жалобу.

— Я вас оскорбил, мисс Хант?

Она только было начала говорить, но он ее прервал:

— Если у нее есть что сказать, заявление сделает ее адвокат.

— Ты только осложняешь ситуацию, дорогой, — сказала Лора. — Не стоит так нервничать.

Мне казалось, что слова напечатаны на книжной странице или же записаны на магнитофонной ленте. Галантный герой защищает беспомощную женщину от грубого полицейского. Я раскурил трубку, предоставив ему возможность прийти в себя. Лора потянулась за сигаретой. Он вскочил, чтобы поднести огонь. Но она смотрела в другую сторону.

— Все, о чем я в данный момент спрашиваю вас, — обратился я к нему, — так это о бутылке «Бурбона». Почему вы мне рассказали одну историю, а Москони — другую?

Она бросила взгляд в его сторону. Шелби не подал виду, что заметил его, но ему удавалось смотреть на нее, не поворачивая головы. Меня вдруг осенило, что эти двое держатся друг за друга не столько из любви, сколько от отчаяния. Но я не мог довериться своим впечатлениям. Здесь были замешаны личные чувства. Я перешел грань, когда стремился смотреть в человеческие лица. Теперь мне нужны были только факты. Все должно было быть черно-белым, простые ответы на прямые вопросы: «Были ли вы, мистер Карпентер, в квартире с Дайяне Редферн в тот вечер в среду, да или нет? Знали ли вы, мисс Хант, что он собирался встретиться с ней в вашем доме, да или нет?»