Вера Каспари - Воскресшая жертва

— Роберто, — сказал я, — может быть, я все-таки выпью виски.

Я вспомнил о жарком вечере в заднем саду ресторана Монтаньино. Приближалась гроза, и женщина за соседним столом напевала в такт музыке. Уолдо говорил, что слушал эту песню с Лорой, но говорил так, будто речь шла о чем-то гораздо большем, чем просто о музыке, которую он слушал вместе с женщиной.

— Может, я выпью еще, Роберто.

Виски мне было нужно меньше, чем время для обдумывания. Отдельные куски начали постепенно складываться воедино. Последний ужин перед ее свадьбой. Шампанское и ее любимые песни. Воспоминания о тех шоу, которые они смотрели вместе, разговоры о прошлом. Пересказ старых историй. А после того, как ужин закончится, и они выпьют бренди, будет поставлена последняя пластинка и игла начнет извлекать звуки.

Роберто ждал, держа стакан в руке. Я выпил виски. Мне было холодно, и на лбу выступил холодный пот.

С того воскресенья, когда я впервые переступил порог его квартиры, я прочитал все произведения Уолдо Лайдекера. Нет лучшего ключа к пониманию характера человека, чем то, как он пишет. Почитайте то, что пишет любой человек, и вы узнаете его главный секрет. Я запомнил одно выражение из его очерка: «Высшая точка фрустрации».

Он спланировал все так тщательно, что даже музыка звучала вовремя. Но в тот вечер Лора не появилась.

— Идите спать, Роберто, — сказал я, — я подожду мистера Лайдекера.

Роберто исчез, как тень.

Я остался один в комнате. Вокруг меня были его вещи, его мебель с декоративными излишествами, обитая полосатым шелком, книги, музыка, антиквариат. Где-то должно было быть и ружье. Когда убийство и самоубийство планируются как акт совращения, мужчина должен иметь под рукой оружие.

Пока я ждал его в гостиной, Уолдо постукивал тростью об асфальт. Он не осмеливался оглянуться назад. Его преследователи могли увидеть, что он оборачивается, и понять, что он боится.

Маззио увидел его на расстоянии почти квартала впереди на Лексингтон-авеню. Уолдо не подавал виду, что он наблюдает за Маззио, и продолжал быстро двигаться вперед, на Шестьдесят четвертой улице он повернул на восток. В конце квартала он увидел Беренса, который заворачивал на север по Третьей авеню.

Уолдо исчез. Оба полицейских рыскали по всем проулкам и вестибюлям в пределах квартала, но Уолдо, по-видимому, воспользовался служебным туннелем большого жилого дома, прошел нижним этажом в глубь здания, нашел другой проход и другой выход на Семьдесят вторую улицу.

Он ходил три часа. На своем пути он проходил мимо массы людей, которые возвращались домой из театров, кинотеатров и баров. Он встречался с ними при свете ламп и под освещенными тентами над входами в кинотеатры. Позднее мы узнали все это, как это обычно делается, когда важное расследование завершено и люди звонят, чтобы обозначить и свое посильное участие в расследовании. Мэри Лу Симмонз с Восточной Семьдесят шестой улицы, 15, была напугана мужчиной, который выскочил из вестибюля, когда она возвращалась домой с вечеринки у подружки. Грегори Финч и Энид Мерфи подумали, что это отец Эниды, который стоял, прислонившись к балюстраде в темном холле, где они целовались. Миссис Ли Кантор увидела огромную тень за своим газетным киоском. Несколько водителей такси останавливались в надежде, что подхватят пассажира. Два водителя узнали Уолдо Лайдекера.

Он ходил до тех пор, пока улицы не затихли. Редкие такси, очень мало пешеходов. Он выбирал самые темные улицы, прятался в парадных, таился на лестницах подземки. Было почти два часа ночи, когда он вернулся на Шестьдесят вторую улицу.

В целом квартале свет горел только в одном окне. По словам Шелби, свет горел и в ту пятницу вечером.

Ее дверь не охранялась. Маззио все еще дежурил на Шестьдесят четвертой улице, а Беренс ушел с дежурства. Я не отдавал распоряжений о его замене потому, что, когда уходил от Лоры и посылал своих людей следовать за Уолдо, не имел представления, что он носит свое оружие с собой.

Он вскарабкался по лестнице и позвонил в дверь.

Она решила, что я вернулся арестовывать ее. Это выглядело более разумно, чем возвращение убийцы. На мгновение она подумала о том, как Шелби описывал смерть Дайяне. Затем она завернулась в белый халат и подошла к двери.

К тому времени я уже знал секрет Уолдо. Я не нашел ружья в квартире, значит, он носил его с собой, и оно было заряжено оставшимися патронами калибра 0,18 дюйма. Что я обнаружил, так это кипу незаконченных и неопубликованных рукописей. Я их прочитал, так как собирался ждать его в квартире, встретиться с ним, выдвинуть свои обвинения и посмотреть, что будет дальше. В рассказе, озаглавленном «Ступени к нашему Господу», я обнаружил следующую фразу:

«У цивилизованного индивидуума злоба, это глубоко запрятанное внутрь оружие, облекается в одежды бесполезности, обнажает замаскированный ум или гордо выставляет напоказ свои красоты».

В рассказе речь шла о ядах, которые прятали раньше в старинных кольцах, о кинжалах в ножнах, об огнестрельном оружии, которое скрывали в старых молитвенниках.

Примерно через три минуты я понял, что он носит свое оружие с собой. Вчера вечером, когда мы выходили из ресторана «Золотая ящерица», я сделал попытку взглянуть на его трость. Он резко выхватил ее у меня, едко заметив, что раздобудет мне палку с резиновым набалдашником. Его колкость была налита свинцом. Обида не позволила мне задавать дальнейшие вопросы. Уолдо относился к принадлежавшим ему вещам, как к живым существам. Он стремился оградить свою драгоценную трость от непосвященных рук, поэтому вылил на меня ничем не прикрытую злобу. Тогда я подумал, что он опять демонстрирует свои причуды, вроде той, например, как пить кофе из чашки наполеоновского сервиза.

Только теперь я понял, почему он не допускал меня к своей трости. Он ее носил — так он мне сказал, — чтобы придать себе значительный вид. В этом он видел скрытую власть мужчины. Он, вероятно, улыбался за дверью Лоры, готовясь применить свое тайное оружие. Во второй раз все было бы так же, как и в первый. В его угасающем, растерянном сознании не было места ни оригинальному преступлению, ни его повторению.

Когда ручка в двери задвигалась, он прицелился. Он знал, какого роста Лора, и определил то место, где, как овал в темноте, должно было появиться ее лицо. Как только дверь открылась, он выстрелил.

Раздался ужасающий треск. Обернувшись, Лора увидела тысячи отблесков света. Пуля, пролетевшая радом с ней на расстоянии долей дюйма, раскрошила стеклянную вазу. Осколки сверкали на темной поверхности ковра.

Он не попал в цель, потому что ноги у него резко разъехались в разные стороны.